Диана туманно улыбнулась и сосредоточила свой взгляд на коричневом воротнике рубашки Сноудена, чтобы казалось, что она слушает.
Ди! Мне так жаль, чmo я не смог прийти к тебе, ни вчера, ни позавчера. Moй отец посадил меня под домашний арест. Я бы написал раньше, но даже моя корреспонденция проверяется. Ты придешь сегодня вечером? В девять часов, в том же месте, где прежде.
Г.С.Мысли ее были далеко, и она пребывала в волнении с самого прибытия их гостя. Стараясь не показаться грубой, она неспособна была, тем не менее, хотя бы минуту не думать о Генри. Конечно, когда он не явился ни в среду, ни в четверг, как обещал во вторник ночью, она не могла есть и сейчас совсем ослабела. Однако на этот раз она поверила Генри, и его записка, доставленная с наступлением темноты и переданная ей Клэр, наконец-то ее успокоила. Даже хорошо, что Сноуден здесь: его проекты по благоустройству их дома отвлекают ее — правда, ей не хотелось отвлекаться.
— Что за времена были у нас в Клондайке… — продолжал Сноуден.
Она не спрашивала себя, отчего это отец Генри посадил его под домашний арест. Наверное, он мучается так же, как она, и все его мысли и желания устремлены к оранжерее с простой железной кроватью. В этом чудесном месте со стеклянным куполом она была так близко к Генри, что чувствовала аромат его чистой, слегка надушенной одеколоном кожи. Записка, спрятанная у нее в кармане, так взволновала Диану, что она чувствовала нежное прикосновение пальцев Генри к своей руке.
— Конечно, это лишь одно из наших приключений. Мы искали счастья и в Южной Африке, и в Калифорнии.
Диана так же ясно видела лицо Генри, как каминную полку, на которую оперся Сноуден. Она видела, какого цвета у него глаза — но не смогла бы сейчас сказать, какие глаза у Сноудена — голубые, зеленые или карие. Она нечетко видела предметы в этой комнате, где бывала ежедневно, зато очень четко представляла себе маршрут, который приведет ее к Генри. Она думала о том, что наденет на это свидание.
— Диана, вы хорошо себя чувствуете?
— Да, — ответила Диана, вздрогнув. — Очень хорошо.
— Чудесно. Вы неважно выглядели, но, если вы хорошо себя чувствуете, я скажу о том, что мы обсуждали с вашей матушкой. Мы говорили о том, как хорошо я знал вашего отца, знал о его надеждах, которые он возлагал на своих дочерей, — теперь уже на вас одну. Мы обсуждали то, что мистер Холланд считал правильным, и мы решили, что сейчас было бы разумно показать свету, как вы красивы и что у вас все в порядке. Мы опровергнем слухи о том, что Холланды живут в бедности. Поэтому мы с вами будем сегодня вечером обедать в «Шерри» с вашей тетушкой Эдит в качестве дуэньи. Свет увидит, как вы хороши, — между прочим, говорил ли я, как вам идет это платье?
Сноуден достал из-за пазухи маленькую продолговатую коробочку.
— Это очень подойдет к платью, как вы думаете?
Диана наблюдала, как он открывает черную бархатную крышку. Там оказалось нежное жемчужное колье, и в любое другое время Диана бы охотно согласилась, что оно идеально подходит к ее платью.
— Но — сегодня вечером? — начала она, и щеки ее вспыхнули.
Она внезапно вернулась в гостиную с темной мебелью и стенами оливкового цвета. Это было ужасно. Она задрожала от разочарования. Сегодня вечером ей нужно в оранжерею, к Генри, а у нее нет далее времени, чтобы послать ему записку, объясняющую, почему она не пришла. Если Сноуден и заметил что-то, он не подал виду.
— Да разве можно лучше выбрать время? Столик заказан на девять часов, — сказал он и, подойдя к Диане, застегнул у нее на шее двойную нить жемчуга.
Стоя к нему спиной, Диана скорчила недовольную гримасу. Жемчуг холодил ее шею, и застежка защелкнулась со звуком, означавшим безысходность и крушение надежд.
…на том же приеме видели, как очаровательная мисс Диана Холланд была поглощена интимной беседой с мистером Тедди Каттингом. Недавно ее также заметили в опере со Спенсером Ньюбургом. Она также каталась на коньках в парке с Персивалем Коддингтоном. Уж не ищет ли миссис Холланд подходящего жениха? Разумеется, положение Каттинга, его состояние и возраст делают его самым подходящим из этих претендентов…
Из светской колонки в «Нью-Йорк империал», пятница, 22 декабря 1899
Генри скрестил ноги, сидя в деревянной качалке, расположенной с таким расчетом, чтобы можно было как бы случайно бросить взгляд в длинное помещение оранжереи Скунмейкеров. На нем были брюки в тонкую светлую полоску и кремовая рубашка с запонками, на которых были выгравированы его инициалы. Хорошо одеваться было для Генри привычкой, но сегодня, в вечер пятницы, он одевался с особой тщательностью. И это несмотря на то, что он был под домашним арестом, — после того как отпраздновал воскресшие надежды на совместную жизнь с Дианой Холланд — отпраздновал в компании подвыпивших парней, горланивших рождественские гимны.
Генри лично принес побольше одеял в старую спальню садовника и затопил маленькую печку, набив ее дровами. Однако он все равно беспокоился, как бы не замерзла здесь Диана. Вот уже два дня он безвылазно сидит дома, томясь и мечтая о Диане. Он пустил в ход всю свою изобретательность, чтобы тайком от отца послать ей записку. Она давно уже должна быть здесь, но ее не видно. Он уже дважды прохаживался вдоль ворот, высматривая ее, но не мог оставаться там долго — это выдало бы его. Сейчас он битый час размышлял, ждал ли когда-нибудь так долго какую-нибудь женщину. Правда, однажды в Ньюпорте ему пришлось ждать женщину, улыбка которой была столь же ослепительна, как блеск ее обручального кольца. Он прождал несколько часов, а она так и не пришла. В глубине души он уже знал, что она не придет, и поэтому так надрался, что ему в любом случае было не место в дамском обществе. Он лежал тогда на траве, погруженный в слезливые размышления о любви и браке и о том, что никогда не будет иметь ничего общего ни с тем, ни с другим.
Однако сейчас он был в совсем другом настроении. Он был уверен, что Диана уже спешит к нему. Однако он не привык ждать и не отличался терпением. Поднявшись с качалки, Генри обошел вокруг кровати, взглянул на стеклянный потолок, покрытый белой металлической паутиной. Затем вдохнул запах земли и поправил воротник. Полюбовался своей золотистой кожей и высокими скулами в маленьком зеркальце, прикидывая, есть ли у него время, чтобы принести бутылку вина из погреба. И, наконец, снова уселся в качалку скрестив ноги, и начал шелестеть кипой газет, лежавших на железном столике, покрашенном в белый цвет. Наверное, садовник принес их сюда, чтобы просматривать за ланчем. Генри напомнил себе, что надо бы проверить, сколько времени садовник проводит в основном помещении для слуг с одной из швей Изабеллы, с которой крутит роман, — только после этого можно договариваться о новом рандеву.
