Генри начал просматривать старые газеты в тщетной попытке убить время. Его не особенно интересовали политические события, кризисы на бирже и театральные рецензии, а также проблема пьянства среди городских кучеров и водителей кэбов. Другое дело — яхты и лошади — в другое время он бы с удовольствием об этом почитал. Но сейчас он мог читать только те заметки, в которых упоминалась Диана Холланд. И, в конце концов, он набрел на такое. Абзац вполне невинно начинался с упоминания званого обеда у Флоренс Каттинг, ныне миссис Дэрролл; затем следовали подробности, которые Генри пропустил, — и, наконец, выяснилось, что на этом обеде была Диана, его Ди. И не только была, но и провела там время в обществе его друга Тедди, поглощенная «интимной» беседой с ним. Это слово вызвало в памяти Генри несносное поведение его друга, когда тому особенно нравилась девушка: он гладил ей руку, бросался выполнять малейшее ее желание и был так заботлив, как не может быть ни один мужчина в здравом уме. Генри четыре раза прочитал эту заметку. Теперь он понял, почему Тедди так возражал против его отношений с Дианой: его друг сам был в нее влюблен.
Генри скомкал газетку и швырнул на кровать. Он прошел по длинному центральному проходу оранжереи, среди гиацинтов и орхидей, цветущих круглый год, с единственной мыслью. Он должен найти Диану и выяснить, что случилось. Он расскажет ей, как невыносим Тедди, как он, вопреки собственному чувству стиля, носится с условностями. И как Тедди, словно старая матрона за чаем, уговаривал Генри отказаться от любви к ней… И, разумеется, этот ход мыслей заставил Генри осознать, как много выиграл его друг, вводя его в заблуждение.
Генри проходил по маленьким галереям первого этажа в поисках слуги, который помог бы раздобыть пальто. Было холодно, а Генри некогда было подниматься в свои покои. Он размышлял, стоит ли ему сначала пойти к Тедди, как вдруг забрел в одну из маленьких гостиных, в которой сидели его отец, мачеха (он еще не привык так ее называть) и Пенелопа Хэйз.
— О, Генри! — воскликнула мачеха, поворачиваясь в кресле и радостно и вместе с тем лукаво стукнув веером о ручку кресла.
На ней было платье из черного шифона, ниспадавшее складками ниже бюста, как греческое одеяние. Оно было отделано белым кружевом у шеи и на рукавах.
— Как я рада вас видеть! У нас тут тихий вечер для узкого круга, который, как говорят, предпочитаем в этом сезоне мы, модники. Поскольку вы навлекли позор на семью, самое меньшее, что вы можете сделать, — это присоединиться к нам.
— О, пожалуйста, — вторила ей Пенелопа с игривым взглядом.
Она была в белом, и этот цвет ей не шел. Она замерзла, и кожа ее слегка посинела.
— Вы должны меня извинить, — начал Генри, пятясь к двери.
Изабелла приподняла светлую бровь, а Пенелопа уронила на колени веер. Генри сразу же понял, что у женщин заговор.
— Видите ли, я должен…
Генри прервал стук ножек отцовского кресла об пол. Дородная фигура поднялась и, подойдя к Генри, отец схватил сына за руку и холодно произнес:
— О нет, ты никуда не пойдешь. Или ты забыл, что сидишь под домашним арестом?
И он потащил Генри обратно в комнату, к леди, сидящим у камина, в котором потрескивал огонь.
— Какая у тебя короткая память, — продолжал отец, подтолкнув к диванчику, на котором сидела Пенелопа.
Итак, он очутился на диване, рядом с той, чьей близости когда-то искал, но теперь она была ему малоприятна. Когда-то ему нравилось, что эта девушка разделяет его презрение к светским правилам, которые все остальные так боялись нарушить. Теперь он видел, что она нарушала их, только когда это было ей выгодно. Но теперь в сердце его царила одна Диана Холланд. Сжав кулаки, Генри злобно взглянул на людей, которые удерживали его вдали от нее.
«Разумеется, у девушки может быть много поклонников — но не слишком много, — и она должна быть осторожной с обещаниями, данными им. Она должна особенно следить за собой, когда станет старше и уже не сможет объяснять свое поведение наивностью. И, конечно, она не должна допускать, чтобы два ее поклонника встретились.»
Из колонки для дебютанток в журнале мод, декабрь 1899
— Мисс Брод, как удачно, что Кэри вас нашел! — радостно воскликнула Люси Карр, самая жизнерадостная разведенная леди в высшем свете Нью-Йорка, когда двухместная карета пожилого джентльмена остановилась перед ее домом на Ист-Фортиз.
За обедом она без умолку рассказывала Лине о себе, а во время поездки домой сидела, взяв молодую женщину-под руку. Ночной воздух был холодным, и от их дыхания образовывались таинственные белые облачка пара.
— Нам так нужны новые лица в нашем окружении. И все, кроме меня, связаны супружескими узами, а это ужасно скучно.
— Вы забыли меня, — вставил мистер Лонгхорн, сидевший напротив дам.
— О, конечно, но вы не в счет, — ответила миссис Карр с визгливым смехом.
— Вы правы, дорогая, я так стар, что порой забываю, что Центральный парк — это парк, а не какое-то дикое место с болотом и скалами. Но я устроил славный обед, не так ли?
Лина зря опасалась, что ей трудно будет второй раз привлечь внимание мистера Лонгхорна: как только они столкнулись в вестибюле отеля, он пригласил ее на обед. Она согласилась, после чего он рассыпался в извинениях, что неправильно уловил ее имя в опере.
— Мы чудесно провели время, мистер Лонгхорн, — сказала она с очаровательной застенчивостью, подражая Элизабет Холлаид.
Они прекрасно провели время. Катались на санях в парке и обедали в отдельном кабинете «Шерри» — она читала об этом ресторане, но никогда там не была. У Лины слегка кружилась голова от шампанского и от многочисленных новых знакомств. Она любовалась на свое отражение в зеркалах и видела, как сверкают ее глаза. Лину поражало, с какой легкостью она вошла в круг Лонгхорна. Впрочем, их знакомство будет недолгим. Мир был к ней благосклонен, и очень может быть, что скоро у нее появятся средства на билет на Запад.
— Миссис Карр, это ваш дом? — спросил мистер Лонгхорн.
— О да! — Люси поцеловала Лину в щеку и заставила ее обещать, что они скоро встретятся снова.
Как только миссис Карр в длинном меховом манто вошла в ярко освещенный холл, лошади тронули. Мистер Лонгхорн и Лина молчали до тех пор, пока карета не остановилась перед входом в «Нью Незерленд».
— Моя дорогая, — сказал пожилой джентльмен, высаживаясь на тротуар, — я целый вечер не мог перекинуться с вами словечком наедине. Вы не подниметесь выпить бренди?
— Конечно, мистер Лонгхорн, — Лина посидела еще немного в карете. На улице было тихо; величественные здания возвышались над ней, мерцая окнами. Вздохнув, она подала руку мистеру Лонгхорну, который помог ей выйти. — С удовольствием.
