Но уже через мгновение он понял, что лжет самому себе. Трэй готов был стать для нее самым распрекрасным, даже в ее понимании, супругом – жить с ней, спать с ней, разделять ее жизненные взгляды, слушать ее рассказы.
Но он представления не имел, как в такого супруга превратиться.
Вскоре Трэй увидел коттедж, где жила Лэйси. Из трубы вертикально вверх поднималась струйка синего дыма. Он задал себе вопрос, а что она сейчас там делает? Если бы Трэй сейчас жил с ней, они могли бы славно проводить время, целыми днями не вылезая из постели.
Эта не очень умная мысль заставила его усмехнуться, однако именно она так и продолжала вертеться у него в голове почти до самого конца пути. Подъехав к сараю своего ранчо, он расседлал Принца и снял с него уздечку. Потом, помедлив, направился к дому. Вступать сейчас в очередную перебранку со своим родителем Трэй явно не был расположен.
Идя в кухню, чтобы приготовить себе что-нибудь поесть, он бросил взгляд в гостиную. Булл восседал у камина, протянув ноги, одетые в шерстяные носки, к огню. Сын от души пожелал, чтобы этот старый дьявол так больше и не сдвинулся с места.
Но тот, видимо, был настроен несколько иначе. Когда Трэй укладывал на сковороду внушительный ломоть ветчины, он вошел в кухню. Лицо его было мрачнее тучи, и Булл, прямо с порога, начал излагать свои претензии. – Я все никак не могу взять в толк: если твоя женушка не желает жить с тобой, то почему я не могу жить с женщиной? А мне это надо в первую очередь затем, чтобы есть нормальную жратву, а не ту которую я вынужден готовить себе сам. А твою готовку вообще в рот взять нельзя.
Сын раздраженно пожал плечами:
– Тебе придется смириться с мыслью, что бабы для твоих утех больше не переступят порога этого дома. А что касается жратвы, так не сегодня-завтра возвращаются ковбои с перегона и мы сможем скоро есть то, что будет готовить их повар.
– Ладно, хорошо. А как быть с домом? – продолжал дебаты Сондерс-старший. – Продолжать и дальше грязью зарастать?
Трэй, прежде чем ответить, перевернул ветчину на другую сторону.
– Я могу нанять Энни Стамп. Пусть раз в неделю появляется у нас и прибирает. А если тебе на ум взбредет к ней приставать, так она живо тебя в чувство приведет – заедет пару раз по морде, и дело с концом.
– Это к кому приставать? К ней? Ее мужские штаны и фланелевые рубашки меня ни черта не заводят.
– Хорошо, тогда почему бы Руби не прибирать в доме в перерыве между вашими постельными играми?
– Да пошел ты к черту! – рявкнул Булл, потеряв терпение, и отправился восвояси, к камину.
Довольный Трэй воткнул нож в прожаренный кусок ветчины, внутренне ликуя, что смог заткнуть пасть этому старому дьяволу.
Было часов около десяти утра, спустя два дня после снежной бури. Энни, как обычно, приехала верхом на стареньком муле забрать у Лэйси молоко.
– Такой снег, что у фургона колеса вязнут, – объясняла она, стягивая с себя куртку и сматывая обернутый вокруг шеи шарф.
– Иди к плите поближе и погрейся пока, а я дам тебе кофе и печенья, – сказала Лэйси.
– Да я и не замерзла, – успокоила ее Энни и, подвинув кресло, плюхнулась в него.
Они поговорили о разных разностях. Такой страшный буран! Интересно, будет ли этой зимой еще что-нибудь подобное и как скоро? А не даст ли Лэйси рецепт этого чудесного сахарного печенья? Потом Энни, как бы между делом, заметила:
– Мой Толли вчера был в салуне.
Молодая женщина насторожилась, так как у нее возникло такое чувство, что ничего хорошего она сейчас не услышит.
И не ошиблась. Энни продолжала:
– Вчера там драка произошла из-за этой Сэлли Джо. Какой-то незнакомец из приезжих стал к ней приставать, и Трэй с ним сцепился. Драки большой не было, потому что Трэй оглушил его одним ударом.
Лэйси стукнула чашкой о блюдце. Энни невольно вздрогнула.
– Ой, прости меня, Лэйси. Не следовало мне этого говорить! Глупая я, ляпнула не подумав. Правда, говорят, что у Трэя когда-то было кое-что с этой певичкой, но сейчас все кончилось. Он ведь просто вступился за нее. Он бы за любую женщину вступился, если бы ее кто-нибудь из заезжих оскорблять вздумал.
– Нет-нет, все в порядке, Энни. Никто тебя не винит, – Лэйси даже сумела изобразить какое-то подобие улыбки. – Я понимаю, что ты не хотела меня огорчать. Да я, собственно, и не огорчена. Руби Долтон уже рассказала мне о том, что у Трэя роман с Сэлли Джо. Она утверждает, будто, несмотря на то, что он женат на мне, они и теперь видятся.
– Но ты же, надеюсь, не поверила этой сплетнице! – лицо Энни помрачнело. – Что бы она тебе ни говорила – ничему не верь! Толли сказал, что Трэй только довел эту Джо до ее комнаты наверху.
Глядя на погрустневшее лицо Лэйси, Энни была готова вырвать себе с корнем язык. Никакие утешения и увещевания здесь не могли помочь. Вконец расстроенная, она вскочила из-за стола, бормоча:
– Я уж, пожалуй, лучше пойду, пока мой длинный язык настоящих бед не наделал. Но поверь, Лэйси – ничего у него там с этой Сэлли Джо сейчас нет и быть не может.
Когда Энни, прихватив молоко, уехала, молодая женщина долго сидела в кресле-качалке у камина. Оттолкнувшись ногой от пола, она медленно раскачивалась. Сообщение подруги разбередило ей душу.
«Почему? – спрашивала она себя. – Почему после услышанного так сжалось мое сердце? Ведь мне глубоко безразлично, с кем Трэй проводит ночи».
Тяжело вздохнув, она вынуждена была признать, что ей это как раз совсем не безразлично. Еще как не безразлично!
Когда же изменилось ее отношение к Трэю? Замерев, Лэйси пристально вглядывалась в языки пламени, пляшущие в камине. Это произошло до того, как они оказались в постели, или после?
Она снова стала раскачиваться в кресле. Могла она влюбиться в своего мужа? Она еще никого в своей жизни не любила, кроме своих родителей, но чувство к Трэю ничего общего с этим не имело. Оно было чем-то совершенно новым для нее. Неужели любовь к мужчине могла отличаться от любви к родителям столь разительно?
Одно Лэйси твердо решила для себя: что бы она там к нему ни испытывала, она всегда должна помнить о том, что он знать об этом не должен. Не должен даже догадываться о ее страданиях и душевных невзгодах. В конце концов, у нее есть гордость и она сумеет справиться с собой, даже если эта его связь с певичкой будет продолжаться.
Чей-то отдаленный, грубый и громкий смех вывел Лэйси из задумчивости. Она бросилась к двери, чтобы проверить, надежно ли та заперта, а затем выглянула в окно. Такой хохот мог принадлежать только мужчинам.
Может, это какие-нибудь отбившиеся от своего племени индейцы? Энни однажды говорила, что владельцам ранчо они доставляют массу хлопот. Эти люди тащат все, что плохо лежит, иногда даже воруют скот.
