— Это неправда, — возразил капитан Хоксуорт.
— Неужели? Тогда почему вы хотите, чтобы я ее закрыла?
— Я уже ответил на этот вопрос. Некий журналист намерен разоблачить вас.
— Ха! Вы придумаете что угодно, только бы заставить меня закрыть школу. Сначала — этот нехитрый пустячок о графине Кавендиш, а теперь придумали какого-то мифического журналиста.
— И то и другое — чистейшая правда.
— Вы такой же, как все. Предатели. Все до единого. Вы похожи на шотландский чертополох… красивый на вид, но весь в колючках. Идите вы все к черту!
— Довольно! — рявкнул дедушка. — А теперь сядь и слушай.
У Атины задрожал подбородок, поэтому она перестала ругаться и села. Будь она проклята, если начнет реветь на глазах у этих мужчин. Гнев выглядит намного достойнее.
— Сэр, — начал капитан Хоксуорт, — позвольте мне поговорить с Атиной наедине. Уверен, что смогу убедить ее в практической стороне моего предложения о браке.
— О практической стороне? — саркастически бросила она, не удержавшись. — Ну, ну, продолжайте, пожалуйста. Ваши заявления о вечной любви и преданности наверняка тронут мое нежное сердце.
Дед покачал головой:
— Брак — это не только любовь. Должен был бы, но увы. Я знаю, что забил твою голову сказками о романтических приключениях средневековых рыцарей и их возлюбленных, но сейчас другое время. Мужчины и женщины не женятся по любви, они выполняют свой долг. И настало время тебе выполнить свой.
— Я не выйду за него. — Она мотнула головой в сторону сидевшего на соседнем стуле Маршалла. — Уж лучше я выйду за Кельвина.
— Вполне может кончиться тем, что Кельвин Бредертон откажется от своего намерения жениться на тебе, — сказал дед.
— Что? — Ужас охватил Атину, и у нее похолодело сердце. — Это невозможно.
— Вчера вечером Бредертон нанес мне визит. Он был в сильном расстройстве. Он сказал мне, что хотя он и возобновил свое предложение письмом, единственной причиной было то, что он получил определенные уверения герцогини Твиллингем. Вчера он мне признался, что он намерен жениться на какой-то другой женщине, и умолял меня поговорить с герцогиней от его имени, чтобы она освободила его от сделанного тебе предложения на том основании, что ты его отвергаешь.
Атина готова была провалиться сквозь землю. Мало того, что Кельвин не хочет жениться на ней, так об этом теперь знает капитан Хоксуорт. Этого она не вынесет. Одно ей было ясно: если она не выйдет замуж либо за Маршалла, либо за Кельвина, она останется старой девой. Но этот выбор показался ей наилучшим.
— Тогда я вообще не выйду замуж.
Дед сжал кулаки.
— Атина, если ты не хочешь выходить замуж за Кельвина, тогда, пожалуйста, подумай о предложении капитана Хоксуорта.
Атина повернулась к Маршаллу. В этой офицерской форме он был просто неотразим. Но он представился ей под вымышленным именем, и теперь она понятия не имела, что из того, что он рассказал, было правдой, а что — ложью. Она сомневалась в том, что сможет когда-либо снова ему доверять.
— Я уже подумала и решила. Нет.
Маршалл посмотрел на Мейсона.
— Видимо, мне придется настоять на своем предложении.
Мейсон сдвинул брови.
— Капитан?
— Я считаю Атину своей женой, поскольку она уже принадлежит мне.
Атина взглянула на Маршалла в полной растерянности. Неужели он это скажет?
Мейсон еще больше нахмурился:
— Что это за обвинение? Вы хотите сказать, что она уже отдалась вам?
— В этом не было ее вины. Я ее соблазнил. Но у меня и в мыслях не было ее опозорить. И сейчас нет. Это одна из причин, почему я прошу ее руки.
Лицо Мейсона стало серым.
— Это правда, Атина?
У нее сжалось сердце.
— Это было ошибкой.
Он закрыл лицо ладонями.
Она почувствовала себя такой презренной, такой запятнанной. Она смотрела на эти старческие руки, за которыми она любила наблюдать, как они переворачивают страницы романтических книг, которые он всегда читал ей на ночь. А теперь этими руками он закрыл лицо, только чтобы не смотреть на нее.
Наконец он встал.
— Капитан Хоксуорт, своими бездумными действиями вы унизили мою семью. Будь я моложе, вызвал бы вас на дуэль. И плевать на закон, который их запрещает.
Маршалл тоже поднялся.
— Да, сэр. Я прошу прощения за оскорбление, которое нанес вам и вашей внучке. Я чувствую свою вину за то, что причинил ей боль и лишил ее будущего. Я могу лишь надеяться, что вы примете мой искренние извинения и позволите мне сделать то, чего требует от меня моя честь. Я дам Атине свое имя и заплачу выкуп за невесту, который вы назначите. И если вы примете мое раскаяние, знайте, что наш брак с Атиной защитит ее от криминального преследования — в случае, если все происходящее в школе Атины окажется в центре внимания прессы и начнется расследование. Ничто не заставит меня давать показания, поскольку по закону муж не может свидетельствовать против жены.
Мейсон был явно разочарован.
— Хорошо. Атина — ваша.
— Дедушка! Ты что! — завопила Атина.
Мейсон повернулся к ней лицом, и она увидела, как он вдруг постарел.
— Это ты выбрала его, внучка, не я. Когда ты согласилась лечь с ним в постель, он стал неотделимой частью тебя, а ты — его частью. Ты теперь дискредитирована. Если ты расстроена, винить в этом ты должна только себя. Ты позволила ему украсть у тебя привилегию самой выбирать себе мужа.
Тяжело ступая, Мейсон вышел из комнаты. Атина выбежала вслед за дедом, чтобы как можно быстрее скрыться в своей спальне.
Маршалл на минуту остановился, прежде чем постучать в дверь. Кроме отказа Атины выйти за него замуж, было еще более серьезное препятствие его браку с Атиной — его мать Аквилла Хоксуорт.
Будуар матери был самой большой комнатой в доме. В дальнем конце за ширмой была спрятана ванна из бронзы. По обеим сторонам камина располагались два дивана, обитые розовой тканью в тон чуть более светлым обоям с растительным орнаментом. Будуар был убежищем Аквиллы, и она проводила в нем все то время, когда в доме не было гостей.
Маршалл увидел ее сидящей за письменным столом у одного из трех высоких окон.
— А, Маршалл. Я хочу поговорить с тобой о Жюстине. Приближается день ее рождения. Я подумываю о том, чтобы дать обед в эту пятницу. Мы можем пригласить Герберта Стэнтона и попробовать склонить его к браку с твоей сестрой.
Маршалл сел на подлокотник одного из диванов.
— Мама, я хочу поговорить о другом счастливом событии, которое нас ожидает.
— О? — произнесла она, с рассеянным видом, продолжая что-то писать на листе бумаги.
