Глава 14
В форту так отчаянно не хватало людей, что Лео, несмотря на костыль и свежие раны, немедленно отвели место у восточной стены, рядом с другим штатским, мистером Ричмондом, государственным советником Чакдарры. Они едва успели обменяться рукопожатиями и представиться друг другу, как прогремели первые выстрелы.
Лео никогда еще не приходилось бывать на войне. Ближе всего к полю сражения он оказался в Итоне, когда, изображая на сцене Генриха V, выступил с вдохновенной речью на День святого Криспина. Но поверхностное знакомство с Шекспиром, как выяснилось, не сумело подготовить его к оглушающей какофонии современного боя.
Пулеметы — два водруженных на крепостной стене и еще два в караульном помещении, над мостом — грохотали громко и отрывисто. Раскатистый рокот сотен, а может, и тысяч ружейных выстрелов сливался в грозный громовой гул. За стенами крепости раздавались воинственные крики, они нарастали и ширились, подобно гигантским волнам: ярость раздувала ярость, исступление порождало исступление. И, пробиваясь сквозь остальные звуки, слышались неумолимые гулкие удары боевых барабанов — ба-бум, ба-бум, ба-бум, бум, бум — колотилось сердце восстания в долине Сват.
В первые же минуты битвы воздух наполнился едким запахом дымного пороха. Солдаты индийской армии, оснащенной по последнему слову военной науки, использовали бездымный порох, но осаждавшие крепость патаны вступили в войну с устаревшим вооружением. Офицеры сновали вдоль крепостной стены, отдавая приказы и меняя расположение сипаев: патаны атаковали западную стену форта, затем северо-восточный угол, а после кавалерийский корпус.
На страх не было времени. Лео сидел спиной к бойницам, заряжая ружья для мистера Ричмонда, смотревшего с ужасом на мятежников сквозь круглые очки и то и дело бормотавшего: «Господи, я вижу их лица».
Во время короткого затишья принесли кофе. Мистер Ричмонд предложил свою кружку Лео.
— Конечно, они застали нас со спущенными штанами, — с горечью проговорил советник. — Никогда не думал, что такое может случиться. Или что дело не закончится пустяковой перестрелкой, а дойдет до настоящего штурма.
— Вы далеко не один поддались этому заблуждению.
— Что ж, по крайней мере долго это не продлится. К утру мятежники подсчитают убитых и решат, что продолжать осаду бессмысленно.
— Вы так думаете? — В голосе Лео недоверие смешалось с надеждой.
— Жители долины Сват — никудышные вояки. Остальные патаны поглядывают на них с презрением, сверху вниз. Разрозненные племена в верховьях и низовьях реки постоянно враждуют друг с другом, они подготовлены к войне не лучше мешка с песком.
Лео вспомнил безмолвную толпу, окружившую форт и пытавшуюся задержать их с Брайони, не выдав своего присутствия. Действия мятежников свидетельствовали о неплохой организованности. И пусть остальные патаны смотрели на жителей Свата свысока, но все они толпами стекались в долину, прибывая отовсюду, из самых отдаленных уголков, таких как Баджаур, если верить словам Имрана.
Лео оставил свои сомнения при себе. Едва ли простому путешественнику удалось бы переубедить мистера Ричмонда, уверенного в своей правоте. Лео знал: вскоре им всем предстоит удостовериться в сплоченности жителей долины и примкнувших к ним горных племен.
И время это наступит еще до рассвета.
— Двадцать уланов, сто восемьдесят стрелков, три офицера, фельдшер, я и гражданские, обслуживающие гарнизон, — охотно сообщил мистер Ричмонд, отвечая на вопрос Лео о численности защитников форта. Выпитая им кварта кофе с трудом прогнала одолевавшую его дремоту. — И вот, посмотрите-ка, мы продержались всю ночь почти без потерь.
Покров темноты медленно рассеивался в лучах восходящего солнца. Лео с грустью подумал о рассветах над рекой Сват, которыми любовался в мирное время. О сверкающей ряби цвета золота и меди на широкой глади реки под небом, исчерченным пурпурными полосами зари. Но прежде чем он успел ответить мистеру Ричмонду, послышались изумленные возгласы защитников крепости. Сипаи и уланы в ужасе показывали на север. Склоны гор, нависавшие над холмом, где помещался форт, пестрели сотнями цветных знамен, развевавшихся на ветру. Люди — не тысячи, а бесчисленные десятки тысяч — стояли плечом к плечу стройными рядами, простиравшимися к югу и востоку, сколько хватал глаз. В бледных утренних лучах их белые туники сияли, словно свежевыпавший снег.
— Господь милосердный! — прошептал мистер Ричмонд, глядя на знамена. — Здесь весь Сват. И баджаурские племена, и бунервалы, и утманхельцы.
Под испуганные, встревоженные крики солдат град пуль обрушился на форт. Неприступная с виду крепость, несокрушимая грозная твердыня, стоявшая на укрепленном холме, казалась игрушечной рядом с громадами гор, подступавшими к форту с севера, где теперь выстроились бесконечные ряды стрелков, держа на прицеле защитников форта.
Офицеры тотчас отрядили группу сипаев носить мешки с песком и камни для дополнительной защиты от снарядов противника. Мистер Ричмонд бросился им помогать. Лео с упавшим сердцем смотрел на мечущихся солдат. Он оказался дрянным защитником. Вместо того чтобы сопроводить Брайони в безопасное место, привез ее на поле сражения, в самое пекло. Подобного мятежа Индия не знала уже долгие годы. И не важно, что Брайони сама настаивала на этом путешествии, он должен был ее остановить и не сделал этого. Теперь ей грозила смертельная опасность. Если повстанцы захватят форт, двое незадачливых путешественников, выбравших не лучшее время и не лучшее место для своего похода, разделят судьбу остальных побежденных.
Лео поспешно отогнал от себя страшные картины, нарисованные его воображением. Но зловещие образы продолжали его преследовать. Вывернутая рука Брайони на земле. Ее щека, белая как мрамор. Блузка, залитая кровью.
У Лео перехватило дыхание. Он вдруг впервые понял, что значит не просто расстаться с Брайони, а потерять ее навеки. Нет, этого он не вынесет.
Брайони думала, что мучительная тревога и грохот орудийного огня не дадут ей уснуть, но вскоре задремала, склонив голову на стол гарнизонного врача, капитана Гиббза. Его руководство по военно-полевой хирургии, открытое на странице с описаниями огнестрельных ранений, лежало перед ней на столе. Ей снились цирковые пушки и тягостная процедура скрепления проволокой раздробленного колена.
Шум битвы убаюкивал, словно зловещая колыбельная. Когда гром орудий затихал, Брайони беспокойно ворочалась, готовая проснуться, но стоило грохоту усилиться, она глубже погружалась в сон. Свист пуль, треск выстрелов, крики людей, дробь шагов — все сливалось в один монотонный грозный рев.