— У меня к вам сообщение от миссис Марзден. Она заявила, что если вы, сэр, не придете сменить бинты и не поспите несколько часов, она откажется извлекать пули из моих солдат.
Лео покачал головой:
— Ох уж эти женщины с их хитростями и уловками.
— Я тоже так думаю, сэр. Но я не могу себе позволить лишиться хирурга в такую минуту, поэтому вам лучше сделать, как она говорит.
Прежде чем идти в операционную, Лео зашел помыться в апартаменты гарнизонного врача, ставшие его временным жильем. Ему не хотелось показываться Брайони на глаза грязным, издающим зловоние. Здоровой рукой он щедро натерся мылом капитана Гиббза, а потом долго ополаскивался, израсходовав куда больше воды, чем требовалось, чтобы смыть с себя мыльную пену. Лео провел весь день под палящим солнцем, обливаясь потом от жары и страха. После бесконечных изнурительных часов прохладная вода казалась блаженством. Когда он вышел из ванной, Брайони уже ждала его. Несколько мгновений они стояли молча, глядя друг на друга. Брайони, бледная и дрожащая, выглядела не лучше, чем после первого столкновения с восставшими патанами. Только теперь Лео тоже сотрясала дрожь: его страшило будущее, неизбежное скорое поражение.
— Брайони, — тихо прошептал он.
— Вы намочили бинты, — произнесла она. — Хорошо, что мы можем сменить перевязку.
Вымыв руки, она усадила Лео на край письменного стола и сняла с него повязки. Опустившись на колени, Брайони отогнула край полотенца, обернутого вокруг его бедер, и промыла рану у него на ноге. От прохладного раствора карболовой кислоты бедро обожгло огнем, Лео с шумом втянул в себя воздух.
Он смертельно устал: ему пришлось обходиться без сна более сорока часов. Действие анестезии закончилось, и раны болели так, словно стая бешеных собак вгрызалась в его плоть. Голова гудела как колокол — сказывались бесчисленные кружки кофе и недостаток пищи. Но когда Брайони опустилась перед ним на колени и ее пальцы осторожно коснулись его бедра, а легкое теплое дыхание пощекотало кожу, боль притупилась, свернувшись в тяжелый ком, и Лео вдруг пронзила острая радость. Брайони была рядом.
Он залюбовался ее черными как ночь волосами с белоснежной прожилкой, гладко уложенными в аккуратную прическу. Маленькими изящными мочками ее ушей. Воротником блузки, смявшимся из-за жары.
Брайони поднялась на ноги, чтобы перевязать ему бок, и склонила голову набок, рассматривая швы. В свете лампы ее шея, скрытая высоким воротом строгой блузки, застегнутой до самого подбородка, казалась особенно тонкой и хрупкой. Лео захотелось расстегнуть несколько пуговок, хотя бы из одного человеколюбия: в комнате стояла страшная духота. Ставни держали закрытыми, опасаясь отлетающих рикошетом пуль, а стены продолжали отдавать скопленное за день тепло.
— Вы хоть немного поспали за все время, что мы здесь? — спросила Брайони.
— Никто не спал, так что я не чувствую себя обделенным. А как вы? Вам удалось отдохнуть минувшей ночью?
Внезапно стены вздрогнули от грома боевых барабанов. Орудийный огонь, еще недавно беспорядочный и обрывистый, сменился мощным грозным ревом. Патаны с громкими криками атаковали форт. В их голосах звучала непреклонная решимость и ярость.
Брайони замерла, прислушалась, а затем, стиснув зубы, вернулась к своему занятию. Закончив перевязку, она принялась собирать грязные бинты. Только тогда Лео заметил, что она дрожит. Слабо, едва заметно, и все же пальцы ее дрожали.
Лео взял ее руки в свои. Страх Брайони терзал его сердце, словно острый кинжал.
— Брайони.
— Поспите, — отозвалась она, не глядя на него. — Вам нужно поспать.
Он притянул ее к себе.
— Брайони, выслушайте меня. Для нас еще не все потеряно. В форту много продовольствия и боеприпасов. Наши люди превосходят повстанцев в дисциплине и выучке. Мы продержимся, пока не подоспеет подкрепление.
Если бы только слова Лео не казались фальшивыми даже ему самому.
Он не лгал, просто пытался ободрить Брайони и смягчить краски. Он не хотел рассказывать ей о безбрежном, как море, воинстве патанов, явившемся к стенам крепости на рассвете, об отчаянии изможденных защитников форта и о непреклонной, почти фанатичной решимости атакующих идти до конца. Жители долины Сват и их соседи жаждали прогнать британцев и готовы были отдать за это жизнь.
Ресницы Брайони затрепетали, темно-зеленые глаза сверкнули, как два отточенных клинка.
— Если вы хотите меня успокоить, это легко сделать. Позвольте мне извиниться. Я готова ползать у вас в ногах и рвать на себе волосы, вымаливая прощение. Мне мучительно стыдно. Прошу вас, позвольте мне заверить вас, что я бесконечно, несказанно сожалею. Пожалуйста. И разрешите мне сделать это сейчас, пока… пока еще не поздно.
— Хорошо, — кивнул Лео. — Начинайте.
Брайони нерешительно нахмурилась:
— Начинать?
— Да, начинайте.
— Мне очень жаль, — прошептала она. — Я вела себя глупо и безответственно. Простите меня.
Лео ласково поцеловал ее в ухо:
— Уже простил.
«Простил». Едва ли в английском языке есть слово прекраснее. Обхватив ладонями лицо Лео, Брайони принялась покрывать поцелуями его щеки, глаза, подбородок. Потом ее губы нежно прижались к его губам. Она почувствовала вкус жареных семян фенхеля, которые индийцы жуют после еды, чтобы освежить дыхание. Ей хотелось целовать его медленно, как смакуют драгоценное вино, но ее обуревала жажда, с которой горький пьяница жадно тянется к первой долгожданной рюмке.
Ее руки скользнули по плечам Лео. После ванны его кожа была прохладной и гладкой на ощупь. Крепкое мускулистое тело казалось восхитительно упругим и сильным. От него исходил чудесный запах мыла из запасов капитана Гиббза.
Брайони неохотно отстранилась:
— Давайте я уложу вас в постель. У вас так мало времени на сон, всего несколько часов.
Обняв Лео за талию, она помогла ему пересечь комнату и присесть на край кровати. Но стоило ей выпрямиться, как Лео схватил ее за блузку. Брайони неподвижно застыла. Гром орудий и свист пуль стали еще громче, но она слышала лишь свое прерывистое дыхание и бешеные удары сердца.
Лео поцеловал ее в краешек подбородка, в кончик носа и в уголки глаз. Потом его зубы легонько сдавили мочку ее уха. Брайони затрепетала.
Лео выпустил ее:
— Хочешь еще?
Она кивнула.
Он откинулся назад, опершись спиной о стену.
— Тогда иди сюда.
— А как же твои швы?
— С ними ничего не случится, мы будем осторожны.
Брайони опустилась на кровать рядом с Лео, прислонившись спиной к стене. Рассмеявшись, Лео обнял ее раненой рукой за талию и прижал к себе. Она пронзительно взвизгнула, испугавшись, что может задеть раны, и встала на колени, повернувшись к Лео лицом.
