Перед ними лежал Чард. Если даже на той картине, которую Мелинда видела в Лондоне, он буквально очаровал ее, то теперь, увидев его воочию, она была просто ошеломлена. Прекрасный красный цвет кирпичей, из которых были сложены стены дома, под действием времени и стихии немного поблек и стал темно-розовым; вокруг дома раскинулась серебряная березовая роща. Прямо перед поместьем длинные зеленые лужайки сбегали вниз к маленькому ручью с серебристой водой, берега которого были соединены аркой старинного моста. Дом был построен в форме буквы Е, что являлось данью величию королевы Елизаветы, в чью эпоху он и был построен; его маленькие окна с витражами отбрасывали солнечные лучи, как бы приветствуя тех, кто приближался к поместью. От Чарда веяло теплом, гостеприимством и счастьем. Он был огромен, но тем не менее оставался домашним очагом, а не просто зданием.
– Он прекрасен! – воскликнула Мелинда, и маркиз с улыбкой взглянул на нее.
– Это то место, которое для меня дороже всего на свете! – сказал он. – Иногда Чард представляется мне женщиной, которая заняла все мое сердце.
– Самая прекрасная женщина в мире, – мягко сказала Мелинда и еле сдержалась, чтобы не добавить: «Намного прекраснее, чем леди Алиса».
– Пойдемте осмотрим его, – сказал маркиз. – Там так много всего, что мне хотелось бы показать вам!
Он стал походить на школьника, таская ее по дому с подвала до чердака. Они вместе обошли сады: он показал Мелинде пруд с золотыми рыбками, который так любил, будучи ребенком; маркиз водил ее на огород и рассказывал, как воровал персики, когда этого не видел старший садовник – старик с большими причудами, – и как его однажды побили за то, что он разбил крикетным мячом стекло в оранжерее.
Потом они увидели лебедей, белого и черного, медленно плывущих по ручью, а потом маркиз повел Мелинду в конюшни и очень обрадовался, когда понял, что она искренне восхищается его лошадьми. Там была одна лошадь, которая более всех остальных поразила девушку.
– Это Громовержец, – сказал маркиз Мелинде, когда они рассматривали крупного вороного жеребца, который тряс головой, презрительно отворачиваясь от моркови, которую ему предлагали.
– Я купил его год назад. Хотел отправиться на нем верхом в Лондон, потому что в манеже Роу не найдется ни одной лошади, которая была бы способна состязаться с ним. Но это очень нервное животное, поэтому я и отправил его сюда.
– Завтра я поеду на нем на прогулку, Нед, – сказал он, обратившись к старому конюху.
– Очень хорошо, милорд, но вы сразу поймете, что им очень трудно управлять. Он недостаточно хорошо слушается узды, в этом-то все и дело. Ребята даже боятся садиться на него. На прошлой неделе он сбросил Джимса, и тот теперь отказывается садиться на эту лошадь.
– Мне кажется, что этот жеребец нуждается в ездоке, который оценит его аллюр, – сказала Мелинда. – Лошадям это нравится. Вывезите его на охоту, он сразу окажется в условиях состязания и захочет проявить себя.
– Так вот чего ты хочешь, Громовержец? – проговорил маркиз, потрепав жеребца по шее. – Ну что ж, очень хорошо, мы обязательно подумаем, что можно сделать. Возможно, я устрою ему скачки по пересеченной местности.
– Было бы замечательно посмотреть, как вы будете это проделывать, милорд, – сказал старый конюх. – В последние два года нам очень не хватало вас на этих скачках.
– К несчастью, у меня не было возможности приехать в Чард этой весной, – сказал маркиз, и Мелинда, почувствовав грустные нотки в его голосе, поняла, что виной этому, видимо, была его мачеха.
Маркиз и Мелинда вернулись в дом, когда время близилось к обеду. Девушка сидела в большой гостиной, окна которой выходили в сад с розами, и подумала, что не было бы лучше места, чем это поместье, для пары влюбленных, которые бы действительно были супругами. В гостиной стояли большие вазы со смесью душистых сухих трав, а к их аромату примешивалось еще благоухание гвоздик из оранжерей; гостиная была обставлена чудесной старой мебелью из орехового дерева, которая принадлежала не одному поколению владельцев этого дома, и зеркалами в старинных золоченых рамах: в них Мелинда увидела свое многократно повторяющееся отражение – маленькая светловолосая фигурка в голубом, а рядом – высокий темноволосый маркиз.
Внезапно у Мелинды возникло ощущение, что маркиза одолевают те же мысли. Девушка повернулась и встретилась с взглядом его глаз, взирающих на нее столь пытливо, что неожиданно оживление, которое так облегчало Мелинде общение с маркизом последние часы, перешло в смущение. По какой-то неведомой причине она почувствовала, как ее охватила дрожь, и сразу опустила свой взор.
– Нам следует разойтись по своим комнатам и переодеться к обеду, – сказал маркиз с таким отсутствующим выражением лица, как будто в этот момент он думал о чем-то другом.
– Да, разумеется.
Мелинда была рада предоставленной возможности ускользнуть от него и подняться наверх, к себе в комнату, где находились ее вещи, уже распакованные, и где ее появления ожидала старшая горничная с поджатыми губами.
– Какое платье вы собираетесь надеть этим вечером, мисс? – спросила она, и Мелинда даже вздрогнула от неожиданности, уловив в ее голосе нотки неодобрения.
– Пока не знаю, – ответила она и огляделась вокруг себя. – Какая чудесная комната! – воскликнула она.
Потолок был низким, но все равно комната была достаточно просторной. В ней стояла большая кровать с пологом на четырех столбиках, который был украшен великолепной вышивкой – купидоны, птицы и цветы, в изобилии разбросанные по белому шелку. Полог кровати был также отделан золотой бахромой и увенчивался двумя пухлыми позолоченными ангелочками, которые держали сердце в поднятых руках.
– Эта комната для новобрачных, мисс, – сказала горничная недовольным голосом.
Мелинда поняла, что слугам в Чарде еще ничего не сообщили о состоявшемся в Лондоне «тайном бракосочетании», и поэтому горничная – и она имела для этого все основания – посчитала, что Мелинда вознамерилась занять положение, которое допустимо занимать лишь жене владельца поместья.
– Кто выбрал эту комнату для меня? – спросила Мелинда.
– Это распоряжение его светлости, – ответила горничная, и при этих словах ее накрахмаленный передник даже хрустнул, словно от возмущения.
– Ну тогда, наверное, у его светлости есть на это очень веские причины, – сказала Мелинда, размышляя в то же время про себя, не лучше ли было бы представить слугам необходимые объяснения.
– Да, мисс, без сомнения, это так, – ответила горничная таким ядовитым голосом, что Мелинда чуть не отшатнулась от нее.
