— Кто этот Джош? — спросила потом Адди. Опять же впервые она проявила какой-то интерес к делам сестры. Ободренная ее словами, Сара позволила себе присесть на край кровати, с другого конца, Адди не возражала.
— Джош — юноша, который работает у меня. Его родители — владельцы пекарни.
— А второй?
— Второй — Патрик Брэдиган. Бродячий наборщик, но очень опытный.
— Пат Брэдиган, — повторила Адди.
Сара испугалась, что сейчас сестра добавит: я знаю его. Она произнесла «Пат», а не «Патрик» — это могло свидетельствовать о том, что и он был одним из многочисленных клиентов. Но Адди не добавила ничего, и Сара была ей благодарна за это.
— Он сильно пьет, — сообщила Сара, — и в один прекрасный день может оказаться непригодным для работы или просто отправиться в другие края, но пока я довольна им. Просто не знаю, что бы делала без него.
— Я читала твою статью в газете, — заметила Адди.
— Ну и что думаешь?
— Розе она не слишком пришлась по вкусу.
— Меня не очень волнует, нравится ей или нет, — заявила Сара. — Я хочу, чтобы это заведение закрыли. И все остальные подобные тоже.
— А что будет со мной, ты подумала?
— Надеюсь, ты уйдешь отсюда.
Адди поднялась с кровати, не выпуская из рук кошки, прижимая ее к себе, повернувшись спиной к Саре.
— А если я не хочу этого?
— Адди, пожалуйста… Я не могу говорить об этих вещах иначе… Я ведь, кроме всего, журналист… Наш отец сделал меня такой.
— Отец, отец!.. Перестань вспоминать о нем все время!
Глядя в спину сестры, Сара чувствовала, как рвется тонкая нить, которая, казалось, начала уже соединять их. Она тоже встала.
— Пожалуй, я пойду! Сохраним то немногое, чего мы достигли сегодня… Ладно? Хорошо смотри за кошкой.
Адди упрямо молчала. Сара направилась к двери. Внезапно сестра повернулась.
— Сара!
Та остановилась, они снова посмотрели друг другу в глаза.
— Спасибо, — сказала Адди. Сара улыбнулась, помахала руной и вышла. На улице уже стемнело. Погода ухудшилась, пошел мокрый снег. Стены ущелья, заваленные белыми сугробами, казалось, отрезали город от остального мира. Случайные огоньки мерцали из окон, выхватывая кусни обледеневших пешеходных дорожек. Голосов за плотно закрытыми дверями салунов почти не было слышно. Возле этих дверей неподвижно стояли лошади и мулы с обледеневшими, превратившимися в сосульки гривами и хвостами. Бедные животные! — пожалела их Сара.
Она плотнее запахнула воротник пальто и продолжала свой путь, низко опустив голову, испытывая сейчас особую потребность излить кому-то свои чувства — поговорить о сестре, о шерифе. В редакцию она решила не возвращаться — Патрик сам запрет помещение; не хотелось и ужинать за общим столом в пансионе, смотреть на Ноа Кемпбелла, сидящего напротив. Она решила направиться к Эмме, рассчитывая, что сможет там заодно и поужинать.
Как Сара и предполагала, Эмму она застала за приготовлением к семейному ужину, в теплой, распространяющей приятные ароматы кухне, расположенной над пекарней. Дверь на ее стук открыла Летти, радостно заулыбавшаяся ей.
— Добрый вечер, мисс Меррит.
— Здравствуй, Летти. Как себя чувствуешь?
— Уже лучше. — Она опустила голову.
Сара осторожно приподняла ее подбородок и произнесла, прямо глядя в красивые карие глаза.
— Ты прелестная девочка, Летти. Всегда помни об этом. Красота начинается глубоко в душе и потом уже безошибочно проявляется в блеске глаз, в улыбке… У тебя есть этот блеск, эта улыбка, поверь мне. Твои оспинки, если они остались, — чепуха по сравнению со многим… О, как бы я хотела быть похожей лицом на тебя!
Летти густо покраснела — это тоже свидетельствовало, подумала Сара, о том, что девочка на пути к полному выздоровлению.
— Я помешала вашей игре… продолжайте… Здравствуй, Джинива.
Летти вернулась к столу, где они с младшей сестрой играли в карты.
Повернувшись от плиты — там на большой сковороде с длинной ручкой жарились котлеты, распространяя запах, от которого начинали течь слюнки, — Эмма приветствовала гостью и спросила:
— Что выгнало вас на улицу в такой ненастный вечер?
— Я навещала Аделаиду, — ответила она.
— Девочки, отложите нарты и зовите отца. Быстро! — Когда дочери вышли, Эмма спросила — Ну и как сейчас отношения с сестрой?
— Немного оттаивают
Сара начала расстегивать пальто.
— Дай-то Бог. Я так рада, — сказала Эмма.
— Радоваться рано.
— Садитесь и расскажите подробнее.
— Что говорить? Я купила ей кошку.
— Вы заплатили двадцать пять долларов за одну из тех кошек?!
— Я отдала бы куда больше, только чтобы увидеть, как изменилось выражение лица у Адди. Оно стало почти таким, как когда-то. Она сказала, что назовет кошку именем, которым звали нашего старого любимого кота. Он жил у нас, когда мы были еще девочками. И знаете, Эмма, это было в первый раз, что она вспомнила о нашей прежней жизни в Сент-Луисе без злобы и горечи… А когда я уходила, даже поблагодарила меня.
— Выглядит так, что вы сумели все-таки проникнуть к ней в душу.
— Возможно… Только потом мы заговорили об этих ужасных домах, и она, похоже, вернулась в прежнее состояние. Ушла от меня куда-то далеко-далеко… Она все время на страже, Эмма, как будто боится проявить ко мне какие-то родственные чувства. Опасается, что это унизит ее… Я не могу понять…
Эмма сняла крышку со сковородки, откуда пошел еще более ароматный пар, двузубчатой вилкой попробовала картофель.
— Боюсь, не смогу пролить света на эти дела, — проговорила она.
— Шериф Кемпбелл высказал естественное предположение, что она стыдится и не хочет видеть меня там, но я…
— Вы разговаривали об этом с шерифом? — воскликнула Эмма. Подняв одну бровь, она с интересом воззрилась на Сару. — Вы вообще говорите с ним?
— Иногда разговариваем.
— Случайно или намеренно?
— Ну… — Саре не очень нравился этот допрос. — Сегодня мы столкнулись на улице.
— И разговор был нормальный? Вежливый?
— Вполне. Почему нет?
— Конечно, — согласилась Эмма. — Тем более, если вы говорили о вашей бедной сестре.
Она вынула из комода цветастую скатерть, начала ее расправлять на руках.
— А что вообще вы думаете о нем? — спросила Сара как можно небрежнее.
— Он взвалил на себя тяжелую работу. — Эмма взмахнула скатертью, и та легла на обеденный стол. — А еще у него хорошие, порядочные родители. И сам он честный человек, я уже, кажется, говорила вам об этом. А вы что думаете?
— Думаю, он очень упрямый. Непокладистый. Хотя во время эпидемии с ним легко было договориться. Еще думаю, он только через силу признает, что дело, которым я занимаюсь, нужное. А вообще считает: для женщины больше подходит та профессия, что у Адди, а не моя.
