Кэти взглянула на журналы, лежавшие на столе. По большей части — медицинские, но есть также и газеты роялистов, включая «Пенсильванский вестник». Она уселась в самое удобное на вид кресло и стала читать сообщение о побеге «пиратов».
Читая, она улыбалась. Кэтрин хорошо представляла, как потрясены были англичане. И мысленно видела знакомый дьявольский огонек в глазах племянника. Джон Патрик всегда считался в семье озорником, смелым, предприимчивым авантюристом.
Аристотель ткнулся в колено Кэти носом, чтобы привлечь ее внимание, и она потрепала его по шее, что вызвало радостное повизгивание.
— С ним уже трудно бывает справляться, — проворчал Мальком, появляясь на пороге с подносом в руках, на котором стояли серебряный кубок и тарелка с печеньем.
Кэти резко вскинула голову: это нечто новое. Никогда Ноэль не ел сладкого. Он его не выносил.
Мальком, казалось, угадал ее безмолвный вопрос:
— Да это соседский подарок.
Кэти прищурилась. Какой такой сосед? Или это соседка? Женщина? И Кэти рассердилась на себя: что за вздор? Неужели она ревнует?
Кэти взяла с подноса кубок с сидром, сдобренным пряностями. Услышав шум и радостное ржание лошади, приветствовавшей родную конюшню, Кэти повернулась к окну.
Мальком выглянул во двор.
— Это доктор. Пойду помогу распрячь лошадь и убрать фаэтон.
Она и слова не успела вымолвить, а он уже скрылся за дверью. Кэти поднялась и, волнуясь, зашагала по комнате.
А затем вошел Ноэль, и наступила пауза.
Он был в плаще. Каштановые с проседью волосы взлохмачены ветром. Его карие глаза вспыхнули от радости при виде ее, хотя, конечно, Мальком успел предупредить его. Ноэль испытующе смотрел на Кэти, разглядывал ее капор, лицо, задержав на нем взгляд, взглянул на Аристотеля, который подбежал к нему, виляя хвостом, но сразу же вернулся к Кэти.
— Значит, ты его уже околдовала? — спросил Ноэль с веселым любопытством.
Сердце у нее забилось сильнее. Она всегда любила его улыбку и теплый, добрый взгляд. Чтобы не выдать своих чувств, она наклонилась к собаке, и огромный язык лизнул ее в щеку. Кэти рассмеялась.
— Хитрая бестия.
— Уж несомненно.
Голос у него стал мягче.
— Ты прекрасно выглядишь, Кэти.
— Ты хочешь сказать «прекрасно для старой женщины»?
— Ах, Кэти, ты никогда не состаришься.
Взгляд у него был такой ласковый, и знакомая горячая волна захлестнула все ее существо. Он был все еще прежним Ноэлем. Другом и поверенным всех ее тайн. Почти возлюбленным…
— Ты выглядишь… преуспевающим.
Это был не вполне комплимент, что он сразу и понял. И слегка прищурился.
— Внешность нередко бывает обманчива, — тихо сказал Ноэль.
— Да. Думаю, что человек по имени Звездный Всадник замечательно провел на этот счет англичан.
— Его схватили?
— Нет, я ничего о нем не знала до своего приезда сюда.
— Это хорошо, я бы не хотел, чтобы Йэн и мама беспокоились.
— Они все равно беспокоятся. О тебе.
Ноэль смутился.
— Но беспокоиться совершенно не о чем.
— За исключением твоих политических убеждений.
— А это, дорогая, касается только меня.
Она попробовала подойти к нему с другого конца.
— А ты видел Звездного Всадника?
— Да, — ответил он лаконично.
И она сглотнула комок в горле при виде того, как выражение его лица сразу стало непроницаемым.
— Он был в порядке? — спросила Кэти, немного помолчав.
— Если не считать нескольких ран, то можно сказать и так.
— Он действительно выкрал английский корабль?
— Да, и в придачу двух роялистов.
— Что ты говоришь?
— Хью Кэри и его дочь Аннетту. Она ухаживала за ним, когда он лежал у них в доме.
Она молча, вопросительно глядела на Марша.
— К сожалению, Аннетта узнала, что он не тот, за кого себя выдает. Джон Патрик опасался за мою жизнь. Он оставил мне письмо. Черт побери! Я же предупреждал его, чтобы он не…
— Чтобы что?
— Полагаю, он в нее влюбился. Она тоже… относилась к нему с симпатией. Думаю, что сейчас она резко переменила свое отношение.
— Джонни? Наш Джонни? Влюбился? В сторонницу короля?!
— Боюсь, что так. А ее отец… он перестал говорить, совсем как некогда тетушка Фортуна. Его обмазала дегтем, вываляла в перьях и вообще едва не убила банда негодяев, которые называли себя повстанцами.
— Господи боже! — и это все, что она могла сказать.
Джонни, который был яростным противником англичан, влюбился в женщину, им симпатизирующую, да еще в такую, которая имела достаточные основания ненавидеть восставших американцев. Все это было так похоже на ситуацию, в которой оказались они с Ноэлем.
— Он повез ее домой, в Мэриленд. Надеется, что Йэн и Фортуна сумеют помочь ее отцу снова заговорить. Слава богу, что Аннетта оставила письмо с правдоподобными причинами их отсутствия, но все-таки я опасаюсь, что это может показаться кое-кому подозрительным.
Он поджал губы. Раньше она не замечала такой привычки. Сердце у нее дрогнуло. Что-то произошло между братьями.
— Расскажи, что дома? — попросил он, меняя тему разговора, но она настаивала на прежней:
— Я хочу, чтобы ты побольше рассказал мне о Джонни. Каким образом он оказался в доме у этой семьи?
— После того как его корабль затонул, ко мне явился человек от него. Англичане прочесывали всю Филадельфию в поисках Джонни. И я подумал, что самым безопасным будет для него дом, где выхаживают раненых английских солдат.
— А почему ты его не оставил у себя?
Он с упреком взглянул на Кэти:
— Да потому, что обыскам подвергаются прежде всего врачебные приемные.
Она пытливо посмотрела на него и улыбнулась:
— Значит, ты спрятал его на виду у всех?
— Я полагал также, что он не причинит зла людям, которые к нему добры.
— А тебе известно, что он его причинил?
— Кэри не захотели бы уехать с мятежниками добровольно.
— Ты называешь таких людей мятежниками? Не патриотами?
Ноэль удивился:
— Ты зачем проделала такой длинный путь? Чтобы поспорить со мной насчет определений?
— Ну, не совсем так.
— Так зачем?
Говоря это, он дотронулся до локона, выбившегося из ее прически, и заправил его под капор. Рука его задержалась у щеки Кэти на секунду дольше, чем требовалось.
И Кэти ощутила всю ласку этого беглого прикосновения. Его нежность. Сердце ее сжалось. Ей тоже захотелось коснуться Ноэля. И чтобы он ее обнял и прижал к себе.
Она отступила назад.
— Зачем ты приехала, Кэти?
Ей нравилось, как он ласково выговаривал ее имя. Ей было жалко, что ласкает он лишь воздух.
— Я надеялась убедить тебя вернуться домой.
— Что я там буду делать? — очень тихо спросил он.