А теперь ему еще надо беспокоиться о Кэти. Ноэль знал, какой безрассудной она может быть. После исчезновения Джонни англичане совсем не склонны терпеть свободу мнений. За последние три дня они изгнали из города нескольких подозреваемых в нелояльности и конфисковали их имущество, угрожая повесить всех «вольнодумцев».
Ноэль поглядел на Аристотеля, который беспокойно бродил по гостиной.
— Тебе, наверное, тоже хочется погулять, дружок.
Аристотель подошел к нему, лизнул руку Ноэля, сочувственно поглядывая на хозяина снизу вверх. Он тоже хотел, чтобы Кэти вернулась…
Джон Патрик бросил якорь в Чезапикском заливе и теперь, стоя на палубе, озирал песчаные отмели. Айви наблюдал, как спускают на воду самую маленькую шлюпку. Теперь Джону Патрику предстояла длинная пешая прогулка до отцовской фермы, чтобы договориться об экипаже для Аннетты и ее отца. Оглядывая побережье, он вспоминал о пикниках, которые когда-то семья устраивала на берегу, о тех далеких днях, когда Ноэль учил его рыбачить, о вечерах, когда отец дарил им драгоценную радость семейных чтений. Он учил сыновей терпимости и умению уважать чужие мнения. Во время службы в английском флоте Джон Патрик утратил способность терпеть. Поэтому он понимал, почему Аннетта не проявляет добродетелей терпимости и смирения. За последние пять дней она исчерпывающе продемонстрировала ему свое презрение. На этот раз его улыбка и предполагаемое обаяние оказались бессильны.
После того как они вышли в море из устья реки Делавер, английских кораблей больше не встречалось, но плавание было тяжелым. В Аннаполисе он послал рапорт на имя губернатора, передал английским властям двоих заложников-англичан и продолжил путешествие к восточному побережью Мэриленда. Он часто виделся с Аннеттой и ее отцом, но никогда не навязывал им своего общества. Он знал, какой прием ему обеспечен с ее стороны, и не хотел обострять отношения. Как будто это было возможно.
Джон Патрик оглядел палубу в надежде увидеть Аннетту, и сердце его дрогнуло. Она поднималась по лестнице. В сером платье, одном из тех, что она так часто носила в Филадельфии. Она была прелестнее всех красавиц Англии и Америки.
Он подошел к ней.
— Это Мэриленд, — сказал он, глядя на берег. — Отсюда недалеко до фермы моего отца.
В ее глазах промелькнул интерес — но только на мгновение, и с равнодушным видом она спросила:
— Она далеко отсюда?
— Около десяти миль.
Аннетта нахмурилась.
— Нам придется идти туда пешком?
Он повернулся и пристально посмотрел на нее.
— Это мне придется. Завтра я вернусь с экипажем.
— А если ваша семья не захочет нас принять?
— Вы не знаете моего отца, — улыбнулся Джон Патрик.
— У меня нет ни малейшего желания его узнавать. Я хочу вернуться в Филадельфию. Мой отец желает того же.
Ее вызывающий тон сменился просительным, и это уязвляло Джона Патрика больше, чем ее гнев. Он знал, чего это ей стоит.
Джон Патрик прислонился к поручням.
— Будь я уверен, что вам там действительно ничто не угрожает, я бы обязательно отослал вас обратно, но я не хочу, чтобы вы расплачивались за мои поступки.
— Я уже плачу. И вас это, по-видимому, не беспокоит.
Вместо ответа он спросил:
— Вам понравилось морское путешествие?
Аннетта взглянула на океан:
— Да, у меня обнаружилась тяга к морю, если не к окружающему обществу.
— Значит, вам было не так уж плохо, — сказал он с надеждой.
Она круто к нему обернулась.
— Вы отняли у меня веру в людей. Боюсь, я никогда ее снова не обрету. Что может быть хуже?
* * *
Аннетту бесило, что ей вдруг захотелось, чтобы он обнял ее и прижал к себе крепко-крепко, и она забыла бы о событиях последней недели.
Аннетта пошла в каюту отца. У него была только одна книга для чтения, и поэтому, чтобы он не скучал, она часто выводила его на палубу. Она подождет, пока пират не уедет. Она продолжала называть и считать Джона Патрика пиратом и надеялась, что это позволит ей не думать о его зеленых глазах, которые сразу запали ей в душу, высокой худощавой фигуре и о том, как ловко, изящно он двигается, о его обаятельной улыбке.
Квинн как раз кончил брить отца. Отец улыбнулся ей. Аннетта взяла его руку и держала в своей, пока Квинн вытирал остатки пены с его лица. Отец был уже одет. Если бы не отсутствующий взгляд, он, в своем сюртуке, в очках и тщательно причесанный, вполне мог бы сойти за преуспевающего негоцианта.
Аннетта наклонилась и обняла его, на какое-то мгновение усомнившись: а может быть, пират прав? Его отец — учитель. У его тети была примерно та же проблема, что у отца Аннетты. Возможно, они сумеют помочь ему заговорить снова. Доктор Марш мало чем ему помог. При мысли о докторе у Аннетты снова сжалось сердце. Он был ее другом в течение нескольких лет. Как же он мог привезти в ее дом этого человека?
Она постаралась очень спокойно объяснить отцу, где они находятся, сказав, что скоро поедут в гости к одному учителю.
Она никак не могла решить, можно ли предавать людей для их же блага. Мораль и безнравственность, добро и зло больше не казались ей полярно противоположными категориями.
* * *
Идти пришлось чертовски долго. Несмотря на холодную ноябрьскую погоду, Джон Патрик вспотел. Раненая нога утратила гибкость, и ему приходилось широко шагать. Он настоял, чтобы пойти одному, оставив Айви командовать «Мэри Энн». Пройдя мимо делянок, засеянных табаком, он добрался наконец до фермы Уоллеса. Около конюшни Джон Патрик увидел высокую медведеподобную фигуру. Мужчина бросал вилами сено лошадям. Джон Патрик свистнул. Человек взглянул на него, и он узнал Тима Уоллеса, уже тридцать лет женатого на тетушке Фортуне. Тим был спокойным, почти застенчивым человеком, наделенным большой способностью любить. Он все готов был сделать для Сазерлендов и своего друга Джона Патрика.
И Джон Патрик платил ему сильной и глубокой привязанностью.
Лицо Тима расплылось в широкой улыбке, и, громко топая, он подошел и заключил Джона Патрика в свои медвежьи объятия.
— Господь свидетель, мы все по тебе скучали. — Он оглядел друга. — Но ты ужасно выглядишь, парень. Совсем отощал. И хромаешь.
Джон Патрик умилился, услышав вновь обращение «парень».
— Англичане потопили мое судно, — сказал он.
— «Звездного Всадника»?
— Эй. Вблизи Филадельфии. И задели мою ногу.
— Что ж, слава богу, что ты выкарабкался, — заключил Тим Уоллес.
— Это вряд ли бы случилось, не приди мне на помощь Ноэль. Но это длинная история. Слишком длинная, чтобы сейчас рассказать обо всем. Ты не одолжишь мне лошадь?
— Эй, ну конечно. Я дам тебе Крошку Бена. Он самый скорый на ногу. И буду с нетерпением ждать твоего рассказа.
