Тика находила, что принц не лишен приятности, и слегка улыбалась всякий раз, как он вздыхал и бросал украдкой взгляд на Фаткуру, которая смотрела на след, оставляемый кораблем на воде.
«Она прекрасна, не правда ли? — тихо говорила Тика. — Ты находишь, что принц Нагато очень счастлив, обладая такой невестой, ты хотел бы взять ее у него. Я сейчас угадала твои намерения. С тех пор как ты увидел ее в замке Хаги, ты только и смотришь, что на нее, и поспешил поскорее ее увезти. Ты боялся, чтобы жених не приехал вовремя, чтобы вырвать ее у тебя. Но ты напрасно стараешься, она никогда не полюбит тебя… Не то, чтобы я была против тебя, — продолжала Тика свой монолог про себя, — если бы она могла выздороветь и стать принцессой Тоза, я бы от души порадовалась. Принц Нагато также с удовольствием согласился бы на эту свадьбу; но этого ты и не подозреваешь».
Принц Тоза иногда наблюдал также и за молодой служанкой.
«Да, да, я понимаю, — бормотала Тика. — Ты смотришь на ступень, которая, может быть, поможет тебе добраться до нее».
Вскоре молодая девушка поднялась и, как бы для того, чтобы подышать воздухом, пошла на мостик. Она облокотилась на перила и стала смотреть на море.
Однако она исподтишка наблюдала за движениями принца.
«О, ты придешь ко мне, — говорила она. — Я в этом вполне уверена. Посмотрим, как ты начнешь разговор?»
Принц действительно медленно приближался, с некоторой нерешительностью.
Тика смотрела вдаль.
— Воздух здесь свежее, не правда ли, девушка? — сказал наконец принц, останавливаясь перед ней.
«Это довольно пошло», — подумала Тика, отвечая кивком головы.
— Почему твоя госпожа не прогуляется немножко? Отчего она не даст этому легкому морскому ветерку освежить своего лба?
— Ветер, который дует из страны изгнания, горячее пламени, — сказала Тика торжественным голосом.
— Разве так ужасно жить в одном, а не в другом дворце? — спросил принц. — С Фаткурой будут обращаться как с государыней. Клянусь тебе, я бы хотел, чтобы ее заточение было слаще свободы для другой. Скажи мне, что она любит?
— Разве она не сказала тебе, что у нее нет больше ни к чему охоты? Раньше она любила украшения, празднества, музыку; больше же всего она любила слушать шаги своего жениха по наружной галерее.
— Значит, она очень любит этого Нагато?
— Так он заслуживает быть любимым. Это самый совершенный вельможа, какой только может быть.
— Есть такие, которые вполне стоят его, — сказал Тоза.
— Ты думаешь! — вскричала Тика с недоверчивым видом. — Я никогда не слышала этого.
— Он безумно любит ее, не правда ли?
— Как же можно не любить!
— Правда, она красавица, — сказал принц, бросая взгляд на Фаткуру.
— Ты находишь ее красивою теперь, когда глаза ее заплаканы, когда она пренебрегает румянами и украшениями! Если б ты ее видел, когда она была счастлива!
— Я употреблю все свои силы, чтобы снова вызвать улыбку на ее губах, — сказал Тоза.
— Для этого есть только одно средство.
— Какое? Укажи мне его.
— Это возвратить ее к супругу.
— Ты смеешься надо мной! — вскричал принц, хмуря брови.
— Я, государь? — сказала Тика, сложив руки. — Или ты думаешь, что я тебя обманываю и что это не было бы лучшим средством снова сделать мою госпожу счастливой? Я хорошо знаю, что ты не прибегнешь к нему, и потому ты никогда не увидишь ее улыбки.
— Ну, так пусть она будет печальной, — сказал Тоза. — Она останется у меня.
— Увы! — вздохнула Тика.
— Замолчи! — воскликнул Тоза, топнув ногой. — К чему ты говоришь: увы! Не все ли тебе равно служить здесь или там? Разве ты не видишь, что она очаровала меня, что я несчастен?
Сказав эти слова, принц удалился, тогда как Тика притворилась глубоко пораженной.
«Я не думала, что ты так скоро станешь откровенничать, — бормотала она, когда он был далеко. — Впрочем, я тебя хорошо разгадала, но ты-то не подозреваешь, что я хочу покровительствовать твоей любви».
Тика вернулась к ногам своей госпожи.
— Ты оставляешь меня одну, чтобы разговаривать с нашим тюремщиком, — сказала ей Фаткура.
— Это он подошел ко мне, госпожа, — отвечала Тика, — и в несколько минут он сообщил мне очень странные вещи.
— Что он тебе сказал?
— Должна ли я говорить тебе? Ты не рассердишься?
— Не знаю; говори же.
— Ну, так это ты — тюремщик, а он — пленник.
— Что ты хочешь сказать?
— То, что принц Тоза любит Фаткуру, и если она захочет, то может сделать из него все, что угодно.
— Не все ли равно для моего презрения — любит он меня или ненавидит? — сказала Фаткура, отворачиваясь.
— Он не так презренен, — сказала Тика. — Это очень знатный и могущественный принц.
— Ты говоришь так о нашем смертельном враге, Тика? — сказала Фаткура, строго глядя на нее.
— Не брани меня, — сказала Тика ласковым голосом. — Я не могу так сильно ненавидеть его с тех пор, как знаю, что твоя красота покорила его, и что за несколько часов ты овладела его сердцем.
— Да, ты думаешь, что другой, наоборот, отворачивает от меня свои взоры, и ты благодарна ему за то, что он вознаграждает меня за нанесенное мне оскорбление, — сказала Фаткура, закрывая лицо руками.
Так как море было прекрасно и путешествие было легкое, то, вместо того, чтобы ехать сухопутно, продолжали плыть вдоль берегов острова Сикофа, обогнули мыс Тозы и, через несколько часов плавания к северу по Тихому океану, джонки вошли в порт Котси. Весь город трепетал, убранный флагами, фонарями; улицы были усыпаны цветущими ветками. Властелин, во главе своих победоносных войск, совершал торжественный выезд.
Когда проехали город и вступили в дворцовую ограду, принц сам проводил Фаткуру в назначенный ей павильон. Это был дворец царицы Тозы, умершей несколько лет тому назад.
— Мне очень жаль, что радостные крики, с которыми меня встретили, поразили твой слух, — сказал принц своей пленнице. — Я не мог помешать народу выражать свое удовольствие, но я страдал за тебя.
— Я ничего не слышала, мысли мои были далеко, — отвечала Фаткура.
Принц несколько дней не являлся к молодой женщине. Зарождавшаяся любовь делала его робким, и он удивлялся этому новому для него чувству.
Однажды утром он один пошел прогуляться в ту часть парка, которую занимала Фаткура.
Тика подстерегала его. Она ничего не сказала своей госпоже и вышла в угол галереи. Принц сделал ей знак подойти к нему. Она повиновалась.
— Она по-прежнему печальна? — спросил он.
— По-прежнему.
— Она меня ненавидит, не правда ли?
