— О, очень хорошо, — сдалась она. — Я согласна, хотя не хочу этого.
Он с облегчением вздохнул.
— Спасибо. Я кончаю работать в шесть. Буду ждать тебя около здания компании «Спидо» сегодня в шесть часов.
— Хорошо, — ответила она неохотно.
Он посмотрел на нее долгим тяжелым взглядом.
— Я буду ждать тебя, Жонкиль, — сказал он. — А пока — до свидания...
Он повернулся к Билли Оукли, улыбнулся ему, но столько горечи, столько страдания было в этой улыбке, что Билли почувствовал себя неловко.
— Как дела, Оукли? — произнес он и, помедлив, направился к девушке, которая его ждала.
Жонкиль, бледная, слегка дрожащая, молча откинулась на спинку стула. Билли снова сел напротив нее, все еще не в состоянии вымолвить ни слова. Даже сквозь гул толпы они могли расслышать слова Роланда, обращенные к его спутнице:
— Прости, что я так долго, Поппи. А вот и свободный столик. Идем...
Затем его голос замер.
Через мгновение Жонкиль встретила вопрошающий взгляд Билли. Она нервно рассмеялась.
— Все это так неудачно и неожиданно, — проговорила она.
— Мне очень жаль, что все так вышло, Килли, — сказал он.
— Ладно, какое это имеет значение? Разве что-нибудь имеет какое-нибудь значение? — повторила она настойчиво, пожав плечами.
— Не надо, — сказал он. — Я не могу выносить, когда ты так говоришь, Килли. Ты всегда была такой жизнерадостной, а теперь...
— О, мой дорогой, это было так давно, — прервала она его. — Я столько пережила с тех пор.
— Но почему ты согласилась встретиться с ним?
— Только для соблюдения спокойствия. Я знаю Роланда. Он очень упрям. Он не отошел бы от столика, пока я не согласилась бы на встречу.
— Ты сдержишь обещание? — спросил Билли угрюмо.
— Да, сдержу. Но это ничего не значит. Я выслушаю то, что он хочет мне сказать, и буду дальше жить и работать, как я живу и работаю с Нового года.
— Он может уговорить тебя, Килли...
— Нет, — прервала она его снова. — Что бы он ни сказал, он не уговорит меня простить его или жить с ним. Не бойся за это. Мои намерения такие же, какие они были в Риверс Корте. Я никогда не прощу того, что он сделал, и не позволю дважды одурачить себя.
Билли закурил сигарету. Он так и не дотронулся до пудинга. Встреча Жонкиль с мужем испортила ему весь обед.
— Я бы так хотел, чтобы ты была свободна, чтобы я мог присматривать за тобой, — сказал он после некоторой паузы. — О, Килли, если бы ты могла заставить Чартера дать тебе развод... и если бы ты хоть чуть-чуть любила меня.
— Это бесполезно, Билл, — сказала она мягко. — Я не хочу любить тебя или кого-нибудь другого. Не стоит тратить на чувства душевные силы.
— Боже мой! Я не могу поверить, что ты стала такой циничной. Я мог бы убить Чартера за то, что он сделал с тобой! — пробормотал Билли.
— Давай не будем больше говорить об этом. Как было все хорошо, пока он не появился.
— Ладно. Расскажи мне еще о твоей работе, — сказал он с усилием.
Она начала рассказывать о салоне Пегги Фейбьян и о том, как они ведут дела. Она говорила легко, улыбалась с полным спокойствием. Но ее сердце начинало биться неровно и пульс становился учащенным, когда она вспоминала, что она обещала своему мужу увидеться с ним сегодня вечером в шесть часов, вспоминала, что он здесь, в этом зале, с девушкой, которую зовут Поппи Хендерсон. Поппи! Ну и имечко! Кто она? Просто какая-то девица, которую он подцепил для развлечения, или ее почему-либо нужно было пригласить пообедать? Она старалась не думать о девушке, но ее мысли упорно возвращались к ней.
Сегодня в шесть... Почему она сказала, что встретится с ним? Что он скажет? Будет ли это еще одна мучительная и бесполезная сцена между ними? Она никогда не простит, как бы он ни притягивал ее, заставлял ее жаждать любви, которая когда-то была между ними.
Микки будет рада, что она встречалась с Роландом. Миссис Фейбьян скажет, что она дура. Пегги Фейбьян права. Но сейчас уже поздно отступать. Она дала слово.
Недалеко от того места, где сидели Жонкиль и Билли, Роланд и его спутница заняли столик в углу; девушка ела, а Роланд курил, откинувшись на спинку стула, и мысли его были где-то далеко. Девушка тоже отложила нож и вилку и смотрела на Роланда со смирением и обожанием.
— Ты жалеешь, что пригласил меня? — спросила она. — Ты, я вижу, сыт по горло.
Он встряхнулся, улыбнулся ей, погасил сигарету и принялся за свой бифштекс.
— Прости меня, Поппи, я не очень обходителен со своей гостьей, — сказал он со свойственным ему обаянием. — Нет, конечно, я не жалею, что пригласил тебя. Почему я должен жалеть?
— У меня такой жалкий вид, — сказала она. — Тебе, наверно, стыдно за меня?
— Чепуха, — сказал он. — Ты совсем неплохо выглядишь.
Она посмотрела на свое сильно поношенное пальто и юбку и поспешно подогнула рваный манжет белого хлопчатобумажного джемпера так, чтобы его не было видно. Ее лицо приобрело мрачное, даже сердитое выражение.
— Я выгляжу плохо, — сказала она. — И ты знаешь это. Ты всегда ведешь себя со мной, как джентльмен. Ты бы сказал, что я хорошо выгляжу, даже если бы я была в лохмотьях. Но тебе было стыдно представить меня своим нарядным друзьям. Впрочем, я и рада, что ты не сделал этого.
— Детка! — воскликнул он. — Ради всего святого, не будь такой смиренной. Я не представил тебя потому, что не было времени, но я собирался.
Ее худенькое личико с довольно широкими скулами и заостренным подбородком просияло. Ее голос, который был от природы грубоватым и низким, стал почти хриплым от волнения, когда она сказала:
— Ты всегда очень мил со мной, Ролли. О, Боже, я вечно забываю, что ты сердишься, когда я тебя так называю, Роланд.
— Глупый ребенок, я не сержусь, но так звала меня бабушка. Поэтому мне не нравится, когда это имя звучит из уст кого-нибудь другого. Я очень сентиментален, не так ли?
— Ты для меня как бог, ты знаешь это, да? — сказала она.
Поставив локти на стол и подперев лицо руками, она с обожанием смотрела на него.
— Я никогда, никогда не забуду, как ты был добр ко мне, ведь я чуть не протянула ноги месяц назад.
— Фу, перестань, — сказал он. — Ешь.
— Подумать только, ты пригласил меня сюда. Ты — джентльмен, а я такая ободранная и бестолковая, — продолжала она. — Ты мог бы водить обедать леди, такую, как та, с которой ты только что разговаривал.
Он напрягся и сказал со странной улыбкой:
— Она не хочет, уверяю тебя.
— Она, может быть, слабоумная какая-нибудь? — предположила Поппи Хендерсон.
— О, нет, она очень разумная. Я ей просто не нравлюсь.
