– Так считают все художники?
– Нет, не все. До того как попасть в мастерскую Рафаэля, я имел дело с некоторыми художниками. Так вот они говорили, что не стоит выкладываться ради публики, которая все равно ничего не поймет.
– Но синьор Рафаэль не разделяет этого мнения?
– Он никогда не писал на публику, равно как не стремился к совершенству. Он работает так, как велит ему сердце, и воссоздает окружающее со всей искренностью, на которую способна его кисть.
– Вы, должно быть, тоже прекрасный художник, раз Рафаэль так доверяет вам в работе.
– Я и не мечтаю сравниться с ним, – честно ответил Джулио. – Он гений. Он придумывает и создает целые образы и сцены, множество персонажей в мельчайших деталях. Его же помощники просто исполняют то, что он им показывает.
– Но в таком случае разве не вы даете им жизнь?
– В какой-то мере да, – согласился он с гордой улыбкой.
– Как ужасно то, что с ним произошло! Хвала Всевышнему, что он послал вас ему на помощь. Ведь на вас держатся все эти заказы, пока он не поправится полностью! Если бы не вы, мастерскую уже разнесли бы в щепки.
– Спасибо за похвалу, но у синьора Рафаэля немало других помощников, не менее одаренных, чем я. Только они работают с ним намного дольше меня и куда более опытны.
– Но не им он доверил свое жилище! Он рассказал мне о том, что вы для него сделали, не оставляя его ни на мгновение в мастерской, завершая за него заказы и делая эскизы для того, чтобы передать потом другим его ученикам!
Непривычный к лести, Джулио неуклюже кивнул. Он действительно делал все то, о чем говорила Елена: приносил эскизы к Рафаэлю на проверку, передавал новые якобы выполненные самим мастером, ученикам и помощникам – словом, все, что было необходимо для успешной работы мастерской.
– И это все происходило в то время, когда он потерял веру в других художников, – продолжала Елена. – По-моему, синьор Романо, ему очень с вами повезло. И в мастерской, и здесь, в его доме.
Она повернулась, чтобы выйти из кабинета. Джулио хотел было возразить, что из них двоих повезло именно ему, но по выражению ее лица, светившегося восторгом и обожанием, увидел: она просто хотела, чтобы этот вечер завершился для него приятно.
Папа Лев, восседавший с царственным достоинством на троне под балдахином, вялым взмахом руки отпустил своего легата. Позади понтифика невозмутимо стоял широкоплечий паж, державший неизменный серебряный поднос с нежнейшими засахаренными лакомствами, одно из которых понтифик не преминул отведать с превеликим удовольствием. Когда Папа отправил в рот последний кусочек, в дверях появился его облаченный в пурпур кузен Джулио, которого сопровождали два священника пониже рангом, в черных рясах. Кардинал Джулио деи Медичи остановился перед двоюродным братом, сцепив за спиной руки. Он был моложе понтифика и гораздо миловиднее. Джулио знал об этом своем преимуществе и пользовался им при каждом удобном случае. Выпученные глаза с сизыми мешками отечных нижних век и объемистое чрево делали Льва значительно старше его тридцати девяти лет.
– Дорогой кузен, угощайтесь, – предложил Пала, дрогнув круглыми щеками.
– Благодарю, Ваше Святейшество, не стоит. Я и так уже утром нарушил пост.
Лев удивленно засмеялся.
– Я тоже, ну и что? Это же сласти!
Джулио подумал, что родич его ничуть не изменился. Ничто: ни молитвы, ни богослужения, ни обязанности, возлагаемые на понтифика, – не могло отвратить его от еды. Для Льва папское достоинство не было заслугой Оно стало даром за то, что он был Медичи, сыном Лоренцо Великолепного. Он предоставил мериться силами другим, более тщеславным персонам.
– Зачем же ты явился сюда, если не для того, чтобы вкусить плодов моего благосостояния?
Джулио склонил голову.
– Я бы вкусил плодов, но иного рода.
Ответ был прямым и быстрым. Папа вытер рот шелковым платком и, не глядя, бросил его за спину, уверенный в том, что другой паж подберет тряпицу. Лев завидовал молодости и красоте кузена и оттого все чаще нуждался в его присутствии. Он так же относился и к Рафаэлю, чья свежая, приятная глазу наружность напоминала о благословениях, которых сам Лев был лишен. Только Рафаэль был нужен понтифику и для того еще, чтобы его гений преобразил замкнутый мир папского двора, наложив неизгладимый отпечаток на убранство Ватиканского дворца.
– Хорошо. Оставьте нас – Он вздохнул и взмахом выпроводил двух кардиналов, которые вились вокруг него, как надоедливые мухи в летний день. Только пажу с подносом дозволено было остаться.
Когда кузены оказались в относительном уединении, понтифик спросил:
– Ну, что на этот раз? Еще одна вилла? Еще денег, чтобы задобрить новую любовницу?
Лев поднял руку. Паж наклонился и выдвинул поднос вперед. Помедлив мгновение, Папа выбрал пирожное удлиненной формы, украшенное изюмом и засахаренным миндалем, и принялся вкушать его с тем же удовольствием, что и предыдущее.
– Нет-нет. Ничего подобного. – Джулио опустился на маленький золоченый стульчик перед троном Папы и тщательно поправил накрахмаленную до хруста алую рясу. Лишь после этого он посмотрел в глаза родственнику. – Мое наследие находится в печальном состоянии. Ты должен использовать свое влияние на Рафаэля, чтобы мой парадный портрет был написан в самое ближайшее время.
– Рафаэль не будет заниматься никакими портретами, пока не закончит следующую комнату! – властно заявил Лев, который за год пребывания на папском троне освоился наконец со своими полномочиями.
– Какого черта! Я точно знаю, что у него там целая мастерская помощников для мелких поручений и твоя поддержка!
Понтифик поднес пухлые пальцы ко рту и отправил в него последний кусочек пирожного.
– Я слышал, последнее время Рафаэль очень занят, причем не столько работой, сколько своей новой очаровательной и таинственной любовницей. Говорят, он относится к ней куда серьезнее, чем ко всем предыдущим. Только это не должно дойти до Биббиены, иначе один Бог знает, как это может помешать окончанию работ в моей обеденной зале!
– Ты говоришь о его обещании жениться на племяннице Биббиены? – усмехнулся кардинал, откидываясь назад и хлопая себя по колену. – Бедная глупышка должна была знать о репутации Рафаэля еще до того, как дала согласие на брак с ним!
– Знала, но тем не менее согласилась.
– Уверяю тебя, он резвый жеребец, у которого всегда будет пара-другая кобылок, как бы его ни пугали последствиями!
– Это меня нисколько не занимает, – сказал понтифик, не слишком убедительно. – Главное, чтобы Рафаэль работал без перерывов, ни на что не отвлекаясь. Я обеспечил его заказами по меньшей мере года на два. Это наследие обессмертит мое имя. И затмит славу моего предшественника. А что может быть важнее, брат мой?
