тот молодой парень из вашей шайки?
— Не имею ни малейшего представления, — Чёрный Жоффруа смотрел на неё, в глазах его плескалось странное веселье, смешанное с отчаяньем. — Но если и знал бы, не сказал, вы же понимаете.
— Понимаю, — вздохнула Аврора. — Что ж, если вы продолжаете упрямо утверждать, что ничего не знаете, мне здесь больше делать нечего. Прощайте!
Она уже развернулась, чтобы уйти, и сделала несколько шагов, но тут Жоффруа неожиданно окликнул её.
— Постойте, сударыня!
— Да? — она вновь повернулась к нему. Атаман поднялся со скамьи и, хромая, подошёл к решётке, обхватил прутья смуглыми мозолистыми пальцами, исхудалое лицо его было бледно, глаза горели, и весь он внезапно напомнил Авроре о разбойниках, распятых подле Христа на горе Голгофа.
— Думаете, я не знаю, что ничего хорошего меня не ждёт? — тяжело дыша, заговорил он. — Меня казнят, казнят жестоко… если только вы мне не поможете.
— Я? — Аврора на всякий случай отступила ещё на шаг, готовясь к немедленному бегству. — Вы смеётесь надо мной? Думаете, после пары разговоров я воспылаю к вам чувствами и помогу сбежать? Кто я, по-вашему, — глупая девчонка вроде Вивьен? Или вы надеетесь на моё милосердие?
— Глупо было надеяться, — он усмехнулся и отошёл от решётки, — но всё же следовало попробовать. Нет, вряд ли вы в меня влюбитесь. Вам больше по нраву светловолосые…
— Что? — испуганно охнула она. — Откуда вы… С чего вы взяли? — она попыталась принять рассерженный вид, но в голове мелькнула мысль: «Уж не обладает ли Чёрный Жоффруа способностью входить в чужие сны? Или, чего доброго, и впрямь читает мысли?».
— Да так, просто глупости, — улыбка не покидала его губ, но теперь Аврора видела, что улыбка эта нервная. — Если не можете помочь мне сбежать, помогите мне уйти на тот свет. Принесите мне какой-нибудь кинжал, а то тут даже верёвку прицепить не к чему, даже если я и свяжу её из своей одежды!
— Чтобы вы захватили кого-нибудь в заложники и сбежали? Нет уж! Я вовсе не желаю занять ваше место! — возмущённо воскликнула она.
— Если не нож, то какое-нибудь снадобье из тех, что укладывают человека в сон навсегда, — лихорадочно проговорил Жоффруа. — Вы ведь целительница, разбираетесь в этом. Что-нибудь вроде того, что вы дали своему мужу, чтобы быстро облегчить его страдания…
— Я не убивала своего мужа! — в гневе вскинулась Аврора. — Виктор был болен чахоткой, болен давно! Вы, чёрт возьми, ничего не знаете ни обо мне, ни о моём муже! Сколько слёз я пролила… Вы нарочно пытаетесь меня разозлить, да? — она грозно сверкнула глазами. — Чтобы я пожелала вам смерти и всё-таки притащила нож или яд?
— Я пробую все возможные пути, — пожал плечами разбойник. — Если вы не хотите убить меня из милосердия, может, захотите из злости?
— И не надейтесь! — зло ответила она. — Вы будете сидеть здесь, ждать казни и размышлять о своих грехах, а потом вас казнят — и может быть, я даже приду посмотреть на это!
Она ушла из темницы поспешно, громко топая каблуками и шелестя юбками, так что даже горе-стражники у дверей проводили её удивлёнными взглядами. Весь остаток дня она мучилась, сама не зная от чего, и даже очередная вечерняя перевязка Леона не вызвала в ней привычного волнения. Он уже вполне пришёл в себя, поужинал куриным бульоном с хлебом, но почти не разговаривал с Авророй — просто сидел, уронив голову на грудь, и только в конце, когда целительница уже уходила, уронил тихое «спасибо». Рана заживала хорошо, без нагноений, и Аврора могла бы успокоиться, но всю ночь её терзали мысли о предводителе разбойников, запертом внизу, в подземелье, лишённом своего оружия и своих людей. Она не смогла заглянуть в сон ни к нему, ни к де Труа, а её собственные сновидения были полны тоски и ужаса.
Ужас стал сильнее на следующий день, когда к ним прибыл Жюль-Антуан и сухим голосом заявил, что нашёл способ казнить преступника. Он сделает это завтра же, на городской площади, — сам, лично, нанесёт Чёрному Жоффруа сорок ударов кнутом, потом оскопит его — в наказание за насилие, совершённое над Люсиль, а затем повесит. «Я своими руками надену петлю на шею этого мерзавца и своею ногой выбью из-под него опору!» — грозно заявлял де Труа, сверкая глазами. Гретхен, едва услышав эти подробности, прижала руку ко рту и поспешила покинуть комнату, Бертран поморщился, но ничего не сказал, считая, что дядя имеет право расквитаться за племянницу. Что касается Авроры, то та целый день бродила по комнатам беззвучной тенью, пытаясь отогнать от себя страшные образы будущей казни и уверяя, что Чёрный Жоффруа это заслужил. Перед её глазами мелькало то, чего она никогда не видела, но отчего-то живо представляла: окровавленная исполосованная спина с висящими лоскутами кожи, окровавленный же кусок плоти, с тошнотворным звуком шмякающийся на землю, дёргающееся в петле тело, нос её почти ощущал запах нечистот…
Было уже совсем темно, когда Аврора направилась в темницу, перед этим заглянув в свою комнату и выудив кое-что из лекарственных запасов. Стражники пропустили её без вопросов, только один еле слышно пробормотал другому за её спиной: «Всё не отступается, хочет узнать, кто её подругу убил. Эх, хорошая была девушка, упокой Господь её душу! Да разве этот чёрный чёрт в чём сознается!».
Атаман попытался казаться спокойным, но глаза его вспыхнули безумной надеждой при появлении Авроры, и он быстро опустил их.
— Я слышал, меня не сегодня-завтра казнят, — с деланым безразличием протянул он. — Любопытно знать, какой способ изобрёл этот матёрый волк?
— Он даст вам сорок кнутов, оскопит вас и повесит, — скороговоркой произнесла Аврора, вытащила из-за корсажа маленький пузырёк тёмно-синего стекла и протянула Жоффруа. — Это настойка на основе болиголова. В малых дозах она усыпляет человека, в больших смертельно опасна.
Разбойник жадно выхватил из её пальцев пузырёк и попытался поцеловать кисть Авроры, но та поспешно отдёрнула её.
— Сорок плетей я, может, и вынес бы, но лишиться того, что долгие годы служило мне верой и правдой — увольте! — он нервно засмеялся и сразу же закашлялся. — Что ж, госпожа Лейтон, мне мало времени остаётся на этом свете, но я до последнего своего мига буду молить Бога за вас!
— Не принимайте это слишком рано! — предупредила она. — Если вас найдут мёртвым через пару часов после моего визита, виновной сочтут меня, и Жюль-Антуан, чего доброго, захочет содрать кожу с меня вместо вас! Боже, наверное, я сошла с ума! Я проявила милосердие, но теперь уже сержусь на себя за это. И
