— Раздвинь ноги, — попросил Люциан, переключаясь на вторую грудь. — Откройся мне.
Это была не просьба, это было требование любовника, которое она с радостью исполнила. Он тут же приступил к осторожному обследованию потаенных мест. Его прикосновения открывали ей новый мир. Когда он тронул горошину плоти, именуемую в дневнике Бланш «местом блаженства», Дейзи ахнула.
— Вот и оно, да? — Люциан возвратился к горошине. — Место, доводящее женщин до безумия?
Дейзи кивнула. Крошечный участок между ног болезненно пульсировал.
Он водил вокруг него пальцем, избегая прямого контакта.
От нетерпения она поежилась.
Он ввел палец внутрь и поглаживал теперь потайное местечко подушечкой пальца. Дейзи шире расставила ноги.
— Ты прелесть. Но я хочу взглянуть на тебя.
Не дожидаясь ответа, Люциан поднял ее и усадил на отполированную крышку стола. Она откинулась на локтях. Он задрал ей юбку и шире раздвинул ноги. Их обдало запахом ее возбуждения. Дейзи затаила дыхание. Ноздри Люциана раздувались, как у жеребца, в глазах вспыхнул огонь почуявшего самку зверя. Глядя ему в лицо, она видела, как он старается держать зверя под контролем.
Хотя в глубине души надеялась, что ему это не удастся.
Но, овладев собой, он наклонился, чтобы оставить поцелуй на внутренней стороне ее бедра.
— Ты как… цветок, — сказал он, проводя пальцем по внутренней стороне ее лепестков. — Такая нежная, росистая и благоуханная, с глубоко спрятанными секретами.
Пока он ласкал ее губами, языком и руками, она от удовольствия закатила глаза. Извивалась и постанывала. Она не могла оставаться спокойной и приличной леди.
Каждая женщина в Лондоне, кроме, пожалуй, ее двоюродной бабки, вероятно, осудила бы ее. Но Дейзи ничего не чувствовала, кроме радости от того, что Люциан любуется ею. Она хотела, чтобы он трогал ее, исследовал ее потаенные места и находил ее восхитительной.
Но он, похоже, все ходил вокруг да около, нарочно пропуская наиболее чувствительное место. Она сменила положение. Это немного помогло.
К тому же ей хотелось познакомиться и с его секретами.
Несмотря на нежелание прерывать его исследования, она собиралась провести собственные и села, обхватив его голову руками.
— Я сделал тебе больно?
— О нет.
— Тогда почему ты меня остановила? Я делал что-то не то?
— Нет. Твои прикосновения были чудесными. — Она застенчиво склонила голову. — Хотя порой ты пропускал то место. Но думаю, мы на верном пути. Как говорит мадемуазель Латур: «Путешествие не менее важно, чем пункт назначения». — Она поцеловала его. — Я тоже хочу довести тебя до безумия.
— Ты уже это делаешь, Дейзи. Никто меня еще так не изводил.
— Надеюсь, в лучшем смысле этого слова. — Дейзи лукаво улыбнулась, играя с пуговицами на его панталонах.
— В самом лучшем.
Он не стал ей противиться. Борясь с его пуговицами, она знала, что ждет ее там. Но ее пальцам не хватало проворства, и тогда Люциан пришел на помощь. Освободив его, она ласково пробежала рукой по всей длине и погладила кожу на кончике, которая, похоже, обладала такой же чувствительностью, как и ее потайное местечко.
— Крепче, — пробормотал он. — Держи крепче. Я не сломаюсь.
Она сжала руку.
— О, моя любовь, — простонал Люциан.
Придвинувшись к самому краю стола, Дейзи развела колени и направила его в себя.
Тонкая девственная преграда на пути не остановила его. На мгновение ее пронзила резкая боль. Она застонала, но он, стиснув ее бедра, протолкнулся вперед. Боль затихла.
— Восхитительно, — произнес он и начал двигаться, сначала медленно, потом все быстрее и быстрее. — Ляг на спину, — приказал Люциан.
Дейзи не хотелось его отпускать, но она повиновалась. Продолжая двигаться, он положил ладонь ей на живот.
— Я хочу найти то место, — сказал он, поглаживая ее между ног.
Дейзи ахнула.
— Вот оно?
Она молча кивнула, не в силах произнести ни слова.
Изнутри ее обдало новым приливом влажного тепла. Она приподнялась на локтях, чтобы видеть его. Их взгляды встретились. У него на щеке задергался мускул. Губы были плотно сжаты.
Вдруг у нее внутри начала сжиматься невидимая пружина, и она схватилась за край стола, чтобы не упасть, и произнесла его имя, как волшебное заклинание. Ее ноги дрожали, в то время как он продолжал подталкивать ее к какой-то неведомой развязке.
И тогда спираль раскрутилась, потрясая ее тело силой освобождения. Он изогнулся и выпустил в нее семя. Рухнув на стол, Дейзи уставилась в потолок невидящим взглядом. Люциан упал на нее. Так и лежали они, только ее рука гладила его голову, а его дыхание щекотало ей грудь.
Когда Дейзи читала подробное описание женского «места блаженства» в дневнике Бланш, она провела собственное расследование, но, достигнув приятного возбуждения и неудовлетворенного желания, тем и ограничилась. Похоже, в описании экстаза Бланш не была до конца откровенной.
Ну и хорошо. Иначе Дейзи ей не поверила бы.
Ее сердце все еще бешено колотилось, но дыхание мало-помалу успокаивалось. Расписной потолок над головой еще покачивался, но изображенная на нем античная сцена постепенно приобрела ясные очертания.
— Юпитер! — прошептала Дейзи.
— Люциан, — поправил он и нежно куснул ее грудь. — Но если предпочитаешь считать меня богом, кто я такой, чтобы спорить?
Клянусь всеми святыми, что божество моего поклонения — это ты.
Уильям Шекспир
— Самонадеянный дурачок!
— Самонадеянный дурачок? Как можешь ты так говорить, если мгновение назад пропела мое имя?
— Ничего я не пела, — возразила Дейзи.
— Но была близка к этому, — сказал Люциан, лениво водя пальцем вокруг ее соска.
От его прикосновений розовый холмик преобразовался в твердую горошину.
Он размягчился внутри, но не выскользнул. Стоило ей слегка напрячься, как он тотчас затвердел. Ее тело ответило приглушенной пульсацией.
Как ему удалось снова возбудить ее?
— Хочешь дать мне второй шанс? — спросил он. — Но на этот раз я постараюсь, чтобы ты запомнила мое имя.
Дейзи хмыкнула и прижалась к нему. Но всего в сотне шагов от них продолжался бал-маскарад, и в данный момент ни на что лучшее они не могли рассчитывать.
— Не бойся, твое имя я никогда не забуду, — заверила его Дейзи.
Но спустя несколько мгновений он вызвал у нее такой прилив сладострастия, что она забыла свое собственное. Теперь Люциан не торопился, растягивая сладостную муку до тех пор, пока она не взмолилась, чтобы он пощадил ее и дал свободу. Что он в конечном счете и сделал, открыв ей ослепительный белый свет кульминации.
