Марина Фиорато - Венецианский контракт

Взволнованная, Фейра встала.

– Сюда, – хозяин отворил небольшую дверь за лестницей. – Подожди в кабинете.

В маленькой комнате хранилось всё необходимое для работы – перья и чернила, угольные палочки и стопки бумаги. Фейра затворила дверь, придерживая её своим маленьким пальчиком за замочную скважину, но любопытство одержало верх: она приоткрыла дверь и посмотрела в щелочку.

То, что она там увидела, заставило её сердце биться так сильно, что девушка еле удержалась на ногах. Её хозяин сидел в кресле, которое она только что покинула, а над ним нависло отвратительное чудовище в черном, с изогнутым клювом, готовое вонзиться в свою жертву.

Аннибал осмотрел старика. Архитектор был явно богат, судя по бархатным одеждам, размерам комнат и дубовому креслу, где он восседал. Хотя борода его была бела, как снег, глаза у него блестели, словно горный хрусталь.

– Думаю, вы совершенно здоровы.

– Да, здоров, – признался старик. – Но, увы. Я не могу позволить себе заболеть, а дож считает, что вы лучший чумной доктор во всей Венеции.

Аннибал был чужд тщеславию; мать говорила ему, что он красивый ребенок, затем тетушки говорили, что он красивый мальчик, затем бессчетное количество женщин говорили, что он красивый мужчина. В Падуе похвалы перешли с физического на интеллектуальное, и преподаватели не раз говорили ему, что он самый одаренный студент на своем курсе. А теперь сам камерленго Республики ищет его помощи. Так что он только пожал плечами. Он злился на то, что его оторвали от работы; он злился, потому что камерленго перехитрил его. И он не собирался этого скрывать.

– Значит, вы, – начал он с издёвкой, – самый важный человек в Венеции, потому что строите церковь.

Старик выпрямился в кресле.

– Не просто церковь. А церковь, которая должна умолить Господа Бога спасти нас от чумы.

Аннибал вспомнил улицы, по которым он только что шёл. Валнетти и его коллеги, совершенно очевидно, не смогли сдержать натиска заразы. В некоторых кварталах кресты виднелись теперь уже на каждом доме, липовые гробы стояли на каждом углу, миртовый дым змеился из каждой трубы.

– Молите усерднее, – бросил Аннибал, поправляя маску и собираясь уходить.

Старик показал на клюв своей огрубевшей рукой.

– Эта штука помогает?

– Пока да. В любом случае люди ждут её, а это важнее всего. – Аннибал выпрямился и солгал, чтобы побыстрее уйти. – Должен сказать, маэстро, что если вам удалось так долго избегать чумы, скорее всего, вы уже не заразитесь, – он смягчился. – Но вот что вы можете сделать. Возьмите кусок полотна из чистого льна – такого же плотного, как египетский хлопок, каждый день окуривайте его дымом и завязывайте им нос и рот перед выходом на улицу, – он взглянул на старика. – Кстати, если вы каменщик, вам стоит делать это в любом случае, а то кашель убьет вас ещё раньше чумы. Либо это, либо держитесь подальше от камней.

Архитектор улыбнулся в свою белую бороду.

– Я не могу держаться подальше от камней. Это моя жизнь.

– В таком случае то, что было вашей жизнью, станет вашей смертью, – отрезал Аннибал.

– Если только я успею построить свою церковь, то пусть смерть приходит за мной, – рассмеялся старик.

Аннибал хмыкнул, и старик посмотрел на него с любопытством.

– Вы не верите, не так ли? Вы не посещаете церковь?

Аннибал пронзил его взглядом.

– Я слишком занят в этом мире, чтобы заботиться о следующем. Вашей профессии это тоже касается: вы лучше послужите Богу, послужив человечеству. Прежде чем строить свою церковь, постройте хорошие дома. Чума так прочно обосновалась здесь по большей части из-за тесноты жилья, антисанитарных условий и отсутствия вентиляции. Здоровье начинается дома.

Глаза старика заблестели, и он впервые толком посмотрел на врача.

– Вы совершенно правы, – произнес он решительно, словно нашел родственную душу. – Продолжайте.

Аннибал раскрыл рот, чтобы обрушить свой гнев на Республику и никудышные дома, которые она выделяет для бедных, но воздержался. Ему надо было возвращаться на остров; на его остров, к его пациентам.

– Извините, но меня ждут те, кто действительно нуждается в помощи. Я зайду к вам через семь дней, – сказал он коротко и величавой походкой направился к выходу, взмахнув плащом.

К сожалению, весь драматизм его ухода был нарушен тем, что он выбрал не ту дверь. Врач оказался в небольшой комнате, где служанка как раз занималась домашней работой. Она вздрогнула и пронзила его взглядом своих странных янтарных глаз, прежде чем почтительно опустить их на зардевшиеся щеки.

Он сразу же оценил её внешность – так же, как проделывал это со всеми, кого встречал. Кожа у неё была чистой, а лицо светилось здоровьем. Прекрасный экземпляр; по крайней мере, слуги Палладио ещё не успели заразиться, а значит – битва наполовину выиграна.

– Извините, – рявкнул он на неё резче, чем следовало, раздраженный абсурдностью ситуации, и наконец покинул комнату – на этот раз через нужную дверь.

Каждое утро Фейра проводила в мастерской Палладио. Её освободили от прежних обязанностей, а Сабато Сабатини приказали приходить только после обеда. Никто в доме не позволял себе никаких замечаний: хозяин снова принялся за работу.

Фейра рассказала ему о новой мечети, которую Синан строил для её матери и которая должна была стать гробницей Нурбану. Во время их бесед Сабато Сабатини часто ходил по комнате, и Фейра чувствовала на себе его взгляд из-за очков, словно её голос и черты лица воскрешали для него Сесилию.

Хотя вскоре она забыла про Сабато, потому что Палладио стал расспрашивать её подробнее. Поскольку она видела, как строилась мечеть, он выяснял у неё, как был сооружен купол, на чем он держался, и даже интересовался, как каменщики шлифовали камни. Он был одержим этой идеей. Как превратить круг внутри квадрата в сферу внутри куба? Ведь для возведения настоящего купола, приятного для глаз и отвечающего всем геометрическим законам Витрувия, он должен иметь равное пространство под основным сводом – пустоту, которую молящиеся наполнят своей верой.

Иногда он рисовал, делал заметки на полях, вычерчивал детали. А временами рисовала она, чувствуя, что перо послушно её руке, ведь она училась рисовать анатомию человека. Вновь и вновь взгляд Фейры падал на рисунок Витрувия, прикрепленный к стене. Его геометрия лежала в основе всех окружавших её рисунков, а его выразительность являлась ярким примером сочетания знаний Фейры и архитектуры Палладио – анатомии и зодчества.