Грейс не стала вызывать служанку и подошла к шкафу орехового дерева, где после длительных поисков откопала единственную амазонку, которая у нее была. Темно-синяя с ярко-красной отделкой и медными пуговицами амазонка всегда пробуждала в ней желание заплести волосы в две длинные косы, потому что так она действительно будет производить впечатление маленькой девочки, которая играет в капитана военно-морского флота.
Грейс облачилась в костюм, который оказался неудобно жестким, и села перед зеркалом, чтобы заколоть волосы и опустить вуаль модной шляпки с длинным пером фазана сзади. Амазонка и шляпка были заказаны для нее графом Шеффилдом и никогда не надевались. Грейс надеялась, что так оно будет и в дальнейшем.
Глядя на свое бледное лицо в зеркале, она никак не могла решить, на кого она похожа больше: на человека, стоящего перед гильотиной, или на того, кто готов совершить убийство. Что с ней случилось за последние несколько недель? От сдержанной изысканности, украшавшей ее лицо, не осталось и следа. Она даже не стала надевать свои привычные бусы из жемчуга. Длинные нити, которые могли цепляться за некоторые атрибуты упряжки, стали еще одним пунктом в вызывающем головокружение списке потенциальных бедствий.
Почему он настаивает на продолжении знакомства?
Сама она прекратила это знакомство, возможно, с сожалением, но по крайней мере она его прекратила. Он ее точно не хочет. Если бы хотел, то не сказал бы те слова в Бринлоу. И он не тот человек, который может затаить чувство вины. Для этого он был слишком откровенен.
Значит, он негодяй, на чем и сам настаивал. Одно дело — желать женщину и отвергать ее. И совсем уж другое — потом продолжать ее мучить. Он просто бессовестный негодяй. И это невозможно пережить.
Едва слышный внутренний голос твердил другое. Но разве не эти тихие пленительные голоса всегда причиняют дамам неприятностей больше, чем разумные и внятные?
Через четверть часа Грейс очутилась вместе с Эйтой, Элизабет и Сарой в темно-зеленом лакированном экипаже с гербом Хелстона по бокам.
— Я беспокоюсь за тебя, Грейс, — сказала Элизабет, подтыкая край одеяла. — И пыталась предупредить тебя, что большинство джентльменов не понимают слово «нет».
— О, черт возьми, — улыбнулась Эйта, — я, например, счастлива, что мистер Раньер приехал. И готова заключить пари, что он бы уехал по одному щелчку моих пальцев, если бы не был влюблен в нее.
— Эйта! — простонала Грейс. — Не говори чепухи.
— Возможно, в Йоркшире он сомневался, но там было много врагов, он был удивлен и не подготовлен. Теперь он явно подготовился и разработал тактику.
— Остается только надеяться, что если это действительно будет битва, то вы встанете на мою сторону, — заметила Грейс без тени малейшего сомнения.
—Я буду на твоей стороне, моя дорогая, на твоей. — Эйта похлопала Грейс по дрожащим рукам, затянутым в розовые перчатки. — Твое счастье — на первом месте, милая.
У Грейс было несколько собственных приемов ведения разговора, и среди них — тактика перемены темы, когда надо обойти что-то и опередить.
— Между прочим, Элиза, где ты пропадала вчера вечером? Старший брат Розамунды искал тебя, чтобы попросить танец после ужина.
— Я никогда не обещала ему танец. — Элизабет выглянула в окошко экипажа. — И костюм мой для этого был неподходящим, очень неудобным.
— Ты, моя дорогая, стала удивительно капризной, с тех пор как мы приехали в Лондон, — со скептицизмом посмотрела на нее Эйта. — Мне кажется, что где-то между Йоркширом и Лондоном мы потеряли леди с трепещущим взглядом на жизнь.
— Не понимаю, о чем вы говорите, — сказала Элизабет, уклоняясь от замечаний старой герцогини и применяя тактику Грейс. — Посмотрите, мы уже почти приехали.
— Не волнуйся, я не стану приставать к тебе, Элиза, — похлопала ее по руке Эйта. — Мне думается, что за один раз успешно приставать я могу только к одной из вас. И сегодня мы оказались здесь, чтобы поддержать Грейс.
— А мне казалось, что вы собрались здесь, чтобы поддержать мистера Раньера, — округлила глаза Грейс. — Мы все прекрасно знаем, что я никогда не давала глупого обещания кататься на лошади.
— Я тебе верю, — откликнулась Сара. — Но может быть, ты воспользуешься этой возможностью, чтобы поговорить с ним наедине. Пусть даже это будет пристойное прощание, без стоящих над душой Люка и Куина. Мой муж всегда говорил, что слова прощания так же важны, как и слова приветствия.
— Вы должны согласиться, что с моей стороны это была блестящая идея послать записку мистеру Раньеру, чтобы он встретил нас на час раньше, и мы могли бы избежать всех этих вставаний в позу со стороны мужчин. Хотя… Слушайте, действительно рассвет, а рассвета я точно никогда не видела, — засмеялась герцогиня.
— Все это приведет лишь к катастрофе, — поджала губы Грейс.
— Дорогая моя, разве ты не замечала, что иногда катастрофа приводит к счастью? — Маленькая фигурка Эйты буквально излучала безрассудную уверенность.
— В таком случае, — улыбнулась Грейс, — я, единственная из вас, должна скоро просто сиять от радости.
— Дай только время, — заявила Эйта, поправляя шляпку с пером на голове у Грейс. — Я верю, даже если ты не веришь.
Экипаж остановился перед самшитовой изгородью, отделявшей их от декоративного озера. Грейс выглянула в окошко экипажа и увидела, что к ним приближается один из симпатичных парных двухколесных экипажей Куина под управлением мистера Брауна. Сзади к нему была привязана небольшая лошадь серой масти.
Вот он, инструмент пытки.
Она молилась, чтобы мистер Раньер не приехал. Она понимала, что это бесхарактерно. Но с другой стороны, тогда все будет гораздо легче. Она может просто отказаться видеть его, если он осмелится постучать медным молоточком в ее дверь на Портмен-сквер.
Внезапно раздался негромкий стук в дверцу экипажа, и она открылась. На фоне покрытого рябью бледно-голубого зимнего неба обозначился резкий силуэт лица мистера Раньера. В нескольких шагах от него стояла его крупная черная кобыла с белой звездочкой на лбу. Видимо, было уже слишком поздно желать замерзающего налету мокрого снега с дождем или, на худой конец, жалкой мороси.
— К вашим услугам, леди, — поклонился Майкл и подмигнул.
Он подал руку и помог выйти из экипажа Эйте, Элизабет и Саре, которые сердечно поблагодарили его за это. Потом его лицо вновь показалось в экипаже.
— Графиня!
— Да?
— Окажите мне честь, — протянул Майкл свою широкую ладонь, затянутую в перчатку.
— О да, спасибо.
— Такое волнение. Такой восторг.
