Резкая боль вернула сознание. Над раненым стояла Осьма и нищий с паперти. Мефодий быстрыми пальцами разматывал наложенную челядинкой повязку. Старики переговаривались, Данила прищурился, чтобы яснее считывать по губам.
— Присохло, — виновато прошептала Осьма.
— Водицы дай, отмочим. Так на нем, говоришь, броня была?
Осьма кивнула:
— Вольги броня, признала.
— С того и живой. Неглубоко вошло, кольца сдержали.
Вот и в третий раз отцова помощь пришла. Данила слабо улыбнулся.
— Кто ж его? Рана-то свежая, — спросила Осьма. — Кто тебя⁈ — крикнула она в лицо хозяину. — У какого ирода рука поднялась? — залилась слезами.
Данила не стал ничего объяснять, ни к чему. Сейчас каждый воин на стене нужен, пусть дружинник бьется, грех свой искупает. А Зорька ушла. Как она там, куда подалась? Никто сейчас не смог бы ответить на эти вопросы. В лесу опасно, но в граде верная смерть, это уж Данила смог увидеть своими очами. Тело отяжелело, раненого снова потянуло в сон.
— Поспи, поспи, соколик мой, — погладила его по голове Осьма.
— Не давай вставать, силы тратить.
«Пришел воевать, а так глупо попался, теперь только Осьме новая обуза, мало ей немощного мужа». С мрачными мыслями Данила уснул, но уже тяжелым крепким сном без сновидений.
Глава XXXIV
В лесу
Снега в этом году выпало мало, может, к февралю зима и выметет все углы, обрушившись на землю плотной метелью, но пока нога и по щиколотку не проваливалась. Это было на руку беглецам, ведь пробираться среди сугробов было бы особенно утомительно, однако и всаднику не составит труда углубиться в лесную чащу. Если враги увидят, что в Юрьеве почти никого не осталось, куда они кинутся — к новому граду Переяславлю или отлавливать народ по округе? Держа на уме последнее, беглянки уходили все дальше и дальше, делая лишь короткие передышки.
Ночь застала их на лесной поляне. Зорька подоила корову, с сожалением отметив, что молока сильно отбавилось. Корова вела себя беспокойно, жалобно заглядывала Зорьке в глаза, хорошо хоть не мычала. Сена в санях при скудном питании хватит меньше чем на седмицу. Заботливая хозяйка успела прихватить полмешка репки, но скармливать скотине то, что может пригодиться деткам уж никуда не годилось. Становилось ясно, что корову придется резать, от этой мысли становилось нестерпимо больно и на глаза наворачивались слезы.
Испив молока и перекусив краюхой каравая, скитальцы принялись укладываться на ночлег. Детей уложили в санях, прикрыв сеном и меховым покрывалом, а сами женщины наломали лапника и расположились у костра. Своей буренушке Зорька подстелила рогожку. Усталость крутила ноги и выворачивала плечи, надобно заснуть и набраться сил, но сон от пережитого все не шел.
— Почему ты решила идти со мной? — спросила Зорька Нежку.
До этого они едва знали друг друга, виделись по праздникам за щедрым столом да в церкви стояли рядом, как положено женам из большой семьи, вот и все. Наверное, они за все время не перекинулись друг с другом ни единым словечком.
— Нужны мы больно в Переяславле, там своих спасти бы, — вздохнула Нежка. — Могут и ворот не отворить, скажут, дальше ступайте, а дальше это куда? Что там дальше? Я не ведаю. Я вот и эти места с трудом узнаю, ходили по ягоды, да летом, а зимой все по-другому чудится. А ты, чай, такой обузе не рада? — кивнула она на сани со спящими детьми.
— Что ты, рада, да еще как, — поспешила заверить Зорька, — но только в лесу всякое может приключиться, понимаешь?
— Отчего ж не понимать, — Нежка снова посмотрела на сани.
Обе замолчали.
Неждана была крупной и на вид крепкой женщиной, но белые пухлые ручки говорили, что тяжелой работы она никогда не знала.
— Корову придется заколоть, — сказала Зорька скорее себе, чем городской бабе.
— Придется, — согласилась Нежка.
— Только я того не умею. Отец жалел, не брал на забой, — Зорька прикусила губу, перебарывая вновь подступившие слезы. — Ума не приложу, как то сделать.
— Мне Гирша мой нож оставил, гляди, — Нежка показала притороченные к поясу ножны, — справимся как-нибудь.
И так это она уверенно произнесла, что Зорька чуть успокоилась.
— Надо бы к реке выйти, у берега сподручней было бы, — зевнув, предложила она.
— Да, но чтоб не у самой реки, а чуть поодаль, — тоже зевнула Нежка. — на волков бы не набрести, вот уж худо будет.
Зорька согласилась, про себя все же думая, что теперь им опасней не дикие звери, а люди. Две женщины с детьми в лесу — большой соблазн для любого, кто зло в сердце запустил, а не только для ворога.
С рассветом, скудно позавтракав, они снова отправились в путь. Сегодня тянуть сани было особенно трудно, тело ломило, а на пальцах даже под рукавицами вскочили волдыри. Малые девчушки, Любава да Забава, канючили хлеба и просились домой, и только старшой Михалко, уже все понимая, старался подталкивать сани сзади, помогая матери и тетке. Малый отряд, сделав дугу, начал забирать вправо, проскочив широкий заснеженный луг и русло какой-то реки, они вышли к новому лесу. Пологое открытое место возле реки Зорьке не понравилось. Посоветовавшись, беглянки решили еще пройтись по лесу. Места потянулись совсем чужие, здесь уж и Нежка никогда не бывала, поэтому шли осторожно, наощупь, вглядываясь в чащу.
Лес оказался изрезан оврагами. И подъемы, и спуски вытягивали последние силы. Стиснув зубы и навалившись, беглецы вскарабкались на очередной гребень холма и не смогли сдержать вздоха разочарования — они стояли на обрывистом берегу той же, а, может, другой реки, за рекой снова простирался широкий луг. Серое небо, сквозь которое не просматривалось солнце, не позволяло понять, где стороны света, которая — восход, а которая закатная.
— Давай здесь останемся, — предложила Нежка.
Зорька согласно кивнула. Если отойти от речного обрыва вглубь леса, то с луга убежище будет незаметным, а к реке можно спускаться чуть правее, чтобы следы не выводили сразу к временному жилищу.
Пока пробирались сквозь чащу, казалось, что сил почти не осталось, а вот остановились, облюбовали небольшую ложбинку у двух сосен, и охватило желание быстрее обустроиться, приспособиться, создать местечко поудобней. И закипела работа.
Нежка кинулась расчищать от снега пол будущего жилища, Зорька с Михалкой пошли выбирать молодые деревца, чтобы нарубить жердей. Зорька рубила, мальчонка складывал в кучку. Сделать сруб сил не хватит, землянку тоже в мерзлой земле нечем копать, значит стены следует сотворить из плетня, перевить гибкими ветками жерди да приладить к могучим соснам, крышу так же свить, но закрепить чуть наискосок, чтоб могла стекать влага, ежели будет оттепель. Все это завалить лапником да засыпать снегом, оставить только малую дыру, выпускать дым.
К вечеру, когда сумрак окутал плотной пеленой не только лес, но и речную низину, была готова только одна стена. Нежка с Зорькой разложили запасы. У Зорьки была репа и туес с овсом, все, что брала коровке, остальные припасы остались на возах свекрови. У Нежки мешочки да туески были малые, но всего по чуть-чуть — туес муки, вяленной рыбки пяток, ячменя, соли, пшеничной крупы. Надолго ли хватит? Ежели удастся сохранить от лесной живности, да с умом подойти, то можно растянуть и на месяц, а то и на два.
— В одном месте лучше все не складывать, — рассудила Зорька, — а ну как лихие люди набредут, кинутся отбирать, так из одного угла отдадим, а в другом все ж что-то останется.
— А тут тати лесные есть? — опасливо прижался к матушке Михалко.
— Нет, одни мы тут, но так сподручней будет, — поспешила его успокоить тетка.
— А домой мы когда? — пискнула Любава.
— Мы теперь всегда здесь жить будем? — испуганно оглянулась на мрачный лес Забава.
— Нет, пока поживем, а там видно будет, — отозвалась Нежка, укладывая детей на сани.
— А вдруг батюшка вернется и нас не найдет? — высунула из сена головку Любава.
Нежка ничего не ответила, она порылась в суме и достала медовых петушков.
