Глава 19
День был свежий, и бодрый весенний ветерок дул, поднимая пыль. Старые дамы обоих семейств достали из сундуков свои потускневшие соболя и пожелтевшие горностаи, и запах камфоры с передних скамеек почти перебивал нежный аромат лилий у алтаря.
Повинуясь жесту церковного старосты, Ньюленд Арчер вышел из ризницы и вместе с главным шафером занял место на ступенях алтаря.
Жест старосты означал, что экипаж с невестой и ее отцом приближается, но еще предстоял довольно длительный период обсуждения и препирательств при входе, где уже собрался подобный пасхальному венку цветник подружек невесты. Во время этой неизбежной и томительной паузы жениху надлежало в доказательство своего нетерпения стоять в отдалении от всех, покорно снося взоры собравшихся; Арчер прошел через эту формальность стойко и невозмутимо, как и через все прочие формальности, составлявшие неизменный ритуал нью-йоркской свадьбы XIX века, остающийся неизменным и незыблемым с незапамятных времен. Все происходило просто и легко или же мучительно, в зависимости от того, как посмотреть, и он делал все положенное, следуя предписаниям взволнованного главного шафера, послушно и безропотно, точно так же, как делали это другие женихи, которых случалось некогда и ему проводить по тому же лабиринту.
Пока он, во всяком случае, был уверен, что выполнил все от него зависевшее. Восемь букетов белых лилий и ландышей для подружек невесты были посланы своевременно, как и золотые с сапфирами запонки для шаферов и булавка для галстука с кошачьим глазом для главного шафера. Полночи Арчер провел, стараясь разнообразить выражения благодарности за полученные подарки от друзей-мужчин и бывших дам сердца, деньги епископу и настоятелю благополучно были положены в карман главного шафера, а собственный его багаж уже находился в доме миссис Мэнсон Мингот, где должен был состояться свадебный завтрак, туда же доставили и его платье, в которое ему предстояло потом переодеться. Было забронировано купе в поезде, который направится в место, где юная пара проведет свою первую ночь. Где это место, тщательно скрывалось, и эта тайна тоже была частью старинного и тщательно соблюдаемого ритуала.
– Кольцо при тебе? – прошептал молодой Вандерлиден, он был еще неопытен как главный шафер и очень волновался, преисполнившись чувством ответственности.
Арчер повторил движение, которое не раз сам наблюдал у множества женихов: рукою без перчатки пощупал в кармане серого жилета и, убедившись, что маленький золотой кружочек (с надписью внутри: «Ньюленд – Мэй, апрель —, 187—») на месте, принял прежнюю спокойную позу, стоя с цилиндром и жемчужно-серыми, с черной отделкой перчатками в левой руке и глядя на церковные двери.
Свод из искусственного камня над его головой полнился торжественными звуками генделевского марша, чьи волны несли поток бесчисленных ушедших в воспоминания свадеб, в то время, как, стоя вот так же на ступенях алтаря, наблюдал с веселым безразличием, как другие невесты плывут через неф к другим женихам.
«Как же это похоже на премьеру в Опере!» – думал он, видя те же лица в ложах (то есть на церковных скамьях) и прикидывая, появятся ли, когда вострубит Последний Ангел [43], миссис Сефридж Мерри с султаном страусовых перьев на шляпе и миссис Бофорт все в тех же бриллиантовых серьгах и с той же улыбкой, чтобы занять в мире ином заранее отведенные им достойные места.
Было время не спеша разглядеть, одно за другим, знакомые лица в первых рядах: женщин, сгоравших от любопытства и волнения, мужчин, недовольных необходимостью облачиться во фрак еще до ланча и предвкушавших толчею на свадебном завтраке.
«Жаль, что завтрак будет у старой Кэтрин, – так в его воображении говорил Реджи Чиверс, – но, как я слышал, Ловел Мингот настоял на том, чтоб завтрак готовил все-таки его повар, так что еда будет отменной, если только удастся пробиться к столу». И будто бы Силлертон Джексон ему на это возражал: «Дорогой мой, так разве вы не знаете, столов будет несколько, небольших, по новой английской моде!»
Взгляд Арчера на секунду задержался на левой от прохода скамье, где сидела его мать: войдя в церковь, опершись на руку мистера Вандерлидена, она сидела сейчас, тихонько проливая слезы, кутаясь в кружевную мантилью и пряча руки в горностаевой муфте, доставшейся ей от бабушки.
«Бедная Джейни! – подумал он. – Как она ни выворачивает шею, все равно разглядеть может только самые первые ряды, а там все больше дурно одетые Ньюленды и Дагонеты».
По другую сторону от белой ленты, отделявшей места, предназначенные родственникам, он заметил Бофорта – высокий, краснолицый, он с высокомерным видом оглядывал дам. Рядом с ним сидела жена – вся в серебристых
