Грейсон удивленно посмотрел на нее. Кейт засмеялась, видя его удивление.
— Ты хочешь сказать, что никогда не была за пределами Лондона? — недоверчиво спросил он.
— Я выезжала за пределы Лондона. Я была в Париже. Но действительно никогда не была в деревне. Я лишь видела деревню из окна кареты.
— Мы должны немедленно это исправить. Я не могу позволить тебе, прожившей двадцать шесть лет…
— Или даже двадцать семь…
— Не увидеть прекрасных деревенских пейзажей Англии. Не говоря уж о том, что чистый деревенский воздух полезен для здоровья. В конце этой недели мы должны отправиться в деревню, мадам. У меня есть небольшое владение близ Хэдли-Грин, пейзажи там просто райские.
Кейт ахнула от восторга.
— Дигби упадет в обморок от ревности!
— Пусть падает, а я отвезу тебя туда, где ты сможешь отдохнуть на природе.
— Мы будем охотиться?
— Посмотрим. Ты умеешь стрелять?
— Нет.
— Ну, тогда мы обязательно будем охотиться, — подмигнул он.
Кейт просияла от счастья. Она не могла представить себе более приятной прогулки. Она не знала, как выглядит охотничье логово, но звучало это очень романтично. И даже слишком здорово, чтобы быть правдой.
Это было так хорошо, что заставило Кейт протрезветь.
— В чем дело? — спросил Грейсон.
— Печально, что это всего лишь фантазия, — призналась она.
Грейсон кивнул и на мгновение опустил глаза. Но когда он поднял взгляд, в нем блеснула решимость.
— Думаю, это не будет просто фантазией.
Кейт улыбнулась. Он остался серьезным.
— Это невозможно, — сказала она.
— Почему?
— А как же твои обязанности?
Он пожал плечами:
— Вот пусть мои обязанности и приведут меня в Хэдли-Грин. Я довольно долго не был там. Надо проверить, все ли в порядке.
Он говорил вполне серьезно. Кейт заморгала глазами.
— Но… — Она огляделась по сторонам, затем наклонилась над столом. — А как же принц? — шепотом спросила она.
— Принц, — задумчиво повторил Грейсон. Он тоже оглянулся по сторонам, подался вперед и заговорил полушепотом: — Принца можно убедить, что ты заболела и эта болезнь заразна.
— Он пришлет врача.
— Не пришлет, если поверит, что один врач уже осматривал тебя и прописал постельный режим.
Смогут ли они пойти на такую дерзкую уловку? Где-то в глубине души Кейт до дрожи хотелось отправиться с Грейсоном в деревню. Но какая-то часть ее приходила от этого в ужас.
— Я дала ему слово, — вынуждена была сказать она.
— Я тоже. Но мы уже нарушили наше слово, Кейт. Предательство уже совершилось.
Он был прав. Она нарушила слово и не видела возможности исправить дело. Почему бы ей не провести несколько дней с Грейсоном? Не съездить в деревню?
О, какую опасную игру затеяла она со своим сердцем! Кейт отлично понимала, что впервые в жизни по-настоящему и безоглядно влюбилась. Она без колебаний встала на краю пропасти и готова прыгнуть вниз. Это так смешно, так неразумно и так опасно, и тем не менее назад дороги нет. У нее не хватит сил отказаться от этого. Помоги Бог, Грейсон околдовал ее, очаровал и соблазнил, и ей нравилось это чувство. Это неописуемо счастливое чувство любви.
— Хорошо, — сказала она, и голос ее слегка дрогнул. Грейсон прищурился.
— Ты согласна?
Она кивнула.
Он протянул ей руку, и она пожала ее. Они составили план. Кейт встретится с Грейсоном в Чаринг-кросс, у старой гостиницы и почтовой станции. Они отправятся в путешествие в конце недели.
Обязанности вынуждали Грейсона уехать сразу после чая. Он отправил Кейт в нанятом экипаже, и в течение всего пути пульс Кейт бился учащенно.
Дигби приехал вскоре после возвращения Кейт, раздраженный тем, что его обманули.
— Флеминг! — ругался он, вышагивая перед камином в гостиной. — Он не заставит меня превратиться в вора и обманщика!
Кейт не стала говорить Дигби о нападении Флеминга — это разъярило бы его еще сильнее. Дигби рассказывал о своем неудачном путешествии и злоключениях, которые пришлось испытать, а Кейт кивала и угощала его свежеиспеченными булочками, хотя не могла думать ни о чем другом, кроме Грейсона.
Грейсон… Она вспоминала, как он смотрел на нее в постели, о неукротимом желании, которое читалось в его глазах. Вспоминала, с каким наслаждением он вздохнул, когда она оказалась сверху, подарив ему еще одно сладостное наслаждение. Вспоминала о том, как он тихонько смеется, глядя на нее темно-голубыми глазами, как эти глаза заставляют ее чувствовать себя невесомой.
Олдос вернулся поздно вечером, и выглядел он страшно усталым. Он ни о чем не расспрашивал Кейт. Она улыбнулась ему, когда он тихонько пробрался через холл и поднялся по лестнице.
— Спокойной ночи, Олдос! — негромко сказала она ему вслед.
В ответ он просто закрыл за собой дверь.
На следующий день в полдень Кейт услышала, что кто-то подошел к входной двери. Сердце у нее забилось. Она выбежала на верхнюю площадку лестницы, на ходу поправляя платье. Олдос открыл дверь. Это был посыльный.
Когда Олдос захлопнул дверь, Кейт сбежала по лестнице и едва не столкнулась с ним, настолько ей не терпелось получить послание.
Нахмурившись, Олдос передал ей пакет. Она вначале заулыбалась, но затем увидела печать.
— О, — пробормотала Кейт, И улыбка на ее лице тут же исчезла. Послание было от принца.
— Будьте осторожны, Кейт, — удаляясь, сказал Олдос. — Если разгневаете принца, добра не ждите. Ведь вы не хотите оказаться вышвырнутой на улицу?
Кейт состроила гримасу за его спиной и вскрыла пакет.
«Моя любовь, моя драгоценность, — писал принц. — Я считаю часы и минуты до того момента, когда ты станешь моей». Кейт пробежала глазами записку, затем положила ее и убрала в карман. Ей не нужны были любовные письма от Джорджа. Она хотела получать любовные письма от Грейсона.
О Господи, нужно быть очень осторожной.
Неотложные дела удерживали Грейсона вдали от Кейт, однако его мысли постоянно были с ней. Он вместе с Мерриком нанес несколько визитов в защиту закона об уничтожении работорговли и был удивлен тем, что некоторые весьма энергично этому сопротивлялись.
— Вы лишите законопослушных людей средств к существованию, ваша светлость, — настойчиво повторял лорд Брейдентон, когда они нанесли ему визит. — Брат моей жены имеет долю в торговой компании, и он уверяет меня, что они обращаются с неграми весьма гуманно.
— Гуманно? — взорвался Меррик. — Я видел эти корабли с рабами, сэр! И разве это гуманно — заставлять африканцев в течение трех месяцев жить в клетках, которые по величине не больше гроба? Это верх падения и жестокости!