Он даже задержался на некоторое время, наблюдая, как боксируют другие джентльмены, и время от времени подкидывая парочку непрошеных советов своим менее проворным собратьям. И лишь благодаря этому испытал величайшее в своей жизни изумление. Только он собрался уйти, как в дверях появился Джек Лэнгдон.
Вероятность обнаружить Джека Лэнгдона в боксёрском зале примерно равнялась шансам встретить архиепископа Кентерберийского у Бабули Грендел… хотя и здесь перевес бы оказался на стороне архиепископа.
— Какие черти принесли тебя сюда? — осведомился виконт у друга.
Секунду мистер Лэнгдон молчал, рассеянно оглядываясь вокруг, словно отыскивая нечто, о чём позабыл.
— Не самое приятно пахнущее местечко, да, Макс? — заметил он с некоторым удивлением. — Странно. Очень странно. Я насчитал трёх виконтов, одного графа, кучку армейских и… боже правый… это Аргойн?
— Да. Одного герцога.
— Кажется, все здесь собрались с единой целью — позволить какому-то огромному мускулистому парню неоднократно себя избить.
— Ну а какова твоя цель?
— Полагаю, — довольно несчастно отозвался мистер Лэнгдон, — быть избитым.
Объяснение сие вышло весьма расплывчатым, на что Макс не преминул указать.
— Я пришёл, чтобы стать решительнее, как ты и советовал. Я тогда обдумал всё, сказанное тобой, и пришёл к выводу, что, говоря словами Ювенала[56], «Mens sana in corpore sano»[57]… или же, как удачно выразился мистер Локк[58]: «Здоровый дух в здоровом теле — вот краткое, но полное описание счастливого состояния в этом мире». Физическая сноровка рождает уверенность. Бокс же, как известно, не только укрепляет тело и придаёт ловкость, но и помогает сосредоточиться. Я посчитал, это как раз то, что мне нужно.
— Значит, ты, наконец, перестанешь размышлять и сомневаться и вместо этого приготовишься действовать, — подытожил Макс. — Что ж, правду говорят: любовь творит чудеса.
Мистер Лэнгдон вспыхнул.
— Я вспоминал твои слова о том, чтобы бросать книги с двадцати шагов. Нет ни одной причины, по которой я должен позволить запугать себя хилому долговязому пропойце, который притом вдвое меня старше.
Джеку, очевидно, не по душе приходились шуточки относительно мисс Пеллистон. Если ему хотелось верить, что в боксёрский зал его привела исключительно мужская гордость, что ж, так тому и быть. Парень, по крайней мере, пытался что-то предпринять, и уже одно это заслуживало поощрения. Вечно колеблющийся, неуверенный в себе Джек Лэнгдон мало вязался с планами лорда Рэнда касательно предстоящего завоевания некой молодой леди.
— Ты совершенно прав. Не должен ни за что на свете, дружище. Обожди минутку, я приведу мистера Джексона.
Лорд Рэнд мог отвести друга к знаменитому боксеру, а не наоборот, но сперва ему нужно было поговорить с мистером Джексоном наедине. Виконт не желал, чтобы при первой же попытке у мистера Лэнгдона отбили охоту к занятиям, и потому решил напёред мягко намекнуть об осторожности в обращении с мечтательными интеллектуалами.
Мистер Джексон оказался человеком понимающим, и первое знакомство Джека Лэнгдона с сим мужским искусством прошло куда менее унизительно, нежели, скажем, у некого высокомерного знатного юнца, с которого все мастера, как один, охотно согласились посбивать спесь.
С мистером Лэгдоном, напротив, обходились как с пресловутой хрустальной вазой, в то время как Макс с Джентльменом энергично подбадривали его. Оба неоднократно отметили, что, несмотря на малоподвижный образ жизни, то, как неофит владеет кулаками, вселяет большие надежды.
К концу занятия мистер Лэнгдон распалился в прямом и переносном смыслах. В нынешнем состоянии Джеку всё казалось нипочём, чем Макс и воспользовался, предложив другу перейти к следующему мужскому искусству… ухаживанию.
— Завтра Альмак, — напомнил Макс, когда они покидали зал. — Это её дебют, и ты просто обязан заполучить вальс. Понимаешь, он более романтичный.
— Понимаю. Сложность в том, что сперва придётся столкнуться лицом к лицу с Горгонами, а они дружно ненавидят меня, потому как прослышали, что я зову их Горгонами.
— Черт возьми, о чём ты толкуешь?
— О вальсе. Горгоны… патронессы… должны дать ей разрешение на вальс, что означает, они сами подберут подходящего кавалера, а я неподходящий. Если я подойду и попрошу их, они просто рассмеются мне в лицо. Единственная причина, почему меня пускают на порог, заключается в том, что им нравится унижать меня на досуге.
— Какая нелепость.
— Тебя не было слишком долго, Макс. Ты не знаешь, какими мегерами они могут быть. Стоит мне попросить о вальсе с мисс Пеллистон, они не просто откажут, нет. Они вообще запретят ей танцевать вальс, просто назло.
— Они не станут настраивать против себя Луизу.
— Их не заботит, чьи интересы они могут задеть. Ты разве не слышал, как однажды они не пустили Веллингтона, потому что он опоздал на пару минут? А в другой раз из-за того, что надел брюки вместо панталон?
— Нет, это для меня новость, но я нисколько не удивлён. Из всех скучных, нудных глупостей, что здесь выдают за развлечения, Альмак — скучнейшая, нуднейшая и глупейшая. И потому само собой разумеется, что всем не терпится туда попасть. Будь у светского общества хоть крупица здравого смысла, они бежали бы от Альмака как от чумы.
— Чего нет, того нет, — ответил Джек. — Одним словом, я не могу танцевать с ней вальс.
— Вернее, не можешь танцевать первым, — не унывая, подытожил Макс. — Я возьму это на себя. Ты, главное, дальше не оплошай.
Обещая взять решение проблемы на себя, Макс имел в виду, что подыщет Кэтрин кавалера, пользующего у патронесс Альмака большей благосклонностью. Не себя, конечно. Хоть лорд Рэнд и не боялся никого, однако претерпевал досадные сложности с близостью Кэтрин Пеллистон. Непросто было даже сидеть с ней рядом в экипаже. А уж, вздумай он кружиться в танце по бальному залу, положив руку ей на талию, точно не миновать беды.
Он не стал делиться своими мыслями с Джеком Лэнгдоном, ведь тот решил бы, что просто обязан исследовать данный феномен. А Макс не хотел никаких исследований. Он лишь хотел, чтобы Кэтрин Пеллистон убралась восвояси.
* * *
Мягко, но твёрдо подтолкнув мистера Лэнгдона на тропу супружества, лорд Рэнд направился домой с не менее благородным намерением освободить мисс Пеллистон от тягостного бремени учительства.
Мистер Гедеон, доложил, что Джемми внизу, помогает повару.
— Донимает его, хочешь сказать. Жерар совершенно не говорит по-английски, и я готов съесть свою шляпу, если сопляк хоть слово знает по-французски.
