– Ты права, – печально согласился он. – Я люблю тебя против своей воли. И сейчас мне плевать, сколько мужчин было в твоей жизни. Я просто хочу тебя. Хочу так, словно мы с тобой не виделись несколько месяцев.
В сумраке Томазина Стрэнджейс казалась ему такой же загадочной, как лесная дева и такой же неотразимой, как сирена. На сей раз Ник твердо знал, чего он хочет, и он это получил, не забивая себе голову всякими иллюзиями.
Утром, когда Томазина проснулась, Ник уже оделся. Она не знала, что он думает, да ей и не хотелось знать. Он любил ее с такой страстью, что у Томазины ныло все тело, но в душе она понимала, что он до сих пор иногда путает ее с ее матерью. Интересно, а если бы она была девственной, что бы еще он выдумал, чтобы не верить ей?
Несмотря на все свое смятение, Томазина была уверена в своей любви к Нику. И в его тоже. Надо просто научить его доверять ей.
– Будем действовать по плану, – сказал Ник, когда увидел, что она проснулась. – Что бы между нами ни было, я не желаю видеть, как тебя сжигают на костре.
Он произносил слова отрывисто, по-деловому, и Томазина не знала, как ему отвечать.
Она потянулась за своим платьем, вспомнив о здравом смысле.
– Редих исчез, – сообщила она, одевшись.
По плану Ник должен был расспросить Фрэнси о секретаре, а Томазина – поискать Вербургу Клейтон.
– Не верю, что Редих способен на убийство. Он такой трус!
– Из любви к Фрэнси почему бы и не убить?
– В Кэтшолме не бывает такой любви, из-за которой убивают, – мрачно произнес Ник.
Томазина молча причесалась и надела чепчик, размышляя, не о себе ли он говорит. Погруженный в невеселые размышления, Ник не услышал, что она готова идти на воскресную службу.
– Может быть, мне можно пойти одной? – недовольная его безразличием, спросила она. – А вдруг я сбегу?
– Ты? – Ник улыбнулся. – Не похоже, моя радость.
– Ты хочешь сказать, что доверяешь мне?
Он тяжело вздохнул.
– Я просто не знаю, что о тебе думать. И что мне делать с собой. Наверное, лучше всего нам заняться поисками убийцы Ричарда. Я доверяю тебе поговорить с глазу на глаз с Вербургой. – Он криво ухмыльнулся. – В качестве дочери Лавинии тебе легче будет выудить правду из этой чертовки.
– Она верна другой дочери Лавинии, – напомнила ему Томазина, делая вид, что не уловила второго смысла в его словах.
Через несколько часов Томазина совершенно убедилась в правильности своего предположения. Вербурга была душой и телом предана Констанс. Вплоть до того, что пока они стояли вместе у входа в церковь, Вербурга казалось, не замечала Томазину.
Впрочем там было столько народу, что поговорить все равно было невозможно, и тогда она решила ничего не предпринимать и просто ждать удобного случая, стараясь держаться поближе к Констанс и Вербурге.
Молодая вдова Ричарда Лэтама оделась в парчовое платье, затканное золотой нитью. Старшая дочь Лавинии никак не могла понять, где у нее раньше были глаза, ведь Констанс по-своему была очень похожа на мать.
– Где Майлс? – с раздражением спросила она. Вербурга ответила очень тихо, и Томазина, как ни старалась, ничего не услышала.
– Нечего меня учить, старуха.
Констанс прищурилась, заметив поблизости Томазину, вскинула голову и направилась к господину Фейну. Настроение у нее явно улучшилось, когда она увидела, какое впечатление производит ее платье.
Пока ее сестра мучила пастора, Томазина искала возможность переговорить с Вербургой.
– Стоит ли отваживать ее от Майлса Лэтама?
Вербурга открыла рот и постаралась напустить на себя дурацкий вид, но не смогла провести Томазину.
– Ты не глупее меня, и мы обе знаем правду о младшей дочери Лавинии.
Вербурга остро сверкнула глазами.
– Ты – дочь Лавинии.
– Старшая. А младшая знает о матери? – Ответа не последовало, но Томазина решила не сдаваться. – Ты убрала ящик Лэтама? В нем было письмо от моей матери?
– Тебе лучше уехать из Кэтшолма, – бесстрастно бросила старуха и пошла прочь.
Когда она исчезла в дверях церкви, словно мороз сковал тело Томазины. Вербурга что – предупредила ее? Или она ей угрожала?
Вернувшись в Кэтшолм, Ник выдержал сражение с Агнес, которая не желала пускать его к госпоже. Тогда он выставил горничную и обратился к Фрэнси, не заметив поначалу Майлса Лэтама.
– У меня честные намерения, – сказал Майлс, увидев, как переменилось лицо Ника. – Я делаю даме предложение руки и сердца.
– А я отказываюсь.
Фрэнси забавлялась реакцией Ника.
– А я добьюсь своего! – пообещал Майлс. – Только дайте мне надежду. Отошлите этого человека.
– Этот человек – управляющий миссис Раундли и друг ее детства. – Ник не собирался сносить оскорбления надутого выскочки. – Я не мог достойно исполнять свои обязанности в прошлом, но в будущем, будьте уверены, вам меня не обойти.
Фрэнси наморщила лоб.
– Что такое, Ник?
– Брат Лэтама наследовал кое-что, и я утверждаю, что его интерес к вам не более чем попытка прибрать к рукам все.
– Ты мне не льстишь, считая, что это единственная причина. – Фрэнси не расстроилась ни из-за того, что сказал Ник, ни из-за молчания Майлса. – Это я позвала его, чтобы мы могли выяснить наши отношения наедине.
– Фрэнси…
Ник пристально поглядел на нее, потом обвел взглядом комнату, в которой стоял тяжелый запах духов. Фрэнси оделась в черное, как полагается вдове, но ее платье было слишком откровенным. Ник пришел явно не вовремя.
– Наедине, – повторила Фрэнси и улыбнулась. – Пожалуйста, оставь нас.
Нику это совершенно не понравилось, однако у него не было выбора.
– Я еще вернусь, – пригрозил он. – Нам надо кое-что выяснить.
Дверь за ним захлопнулась.
Фрэнси вернулась к изучению своего возможного жениха, который день ото дня все больше напоминал ей Ричарда. Не лицом, хотя у Майлса были черные глаза, как у брата, тонкие губы и резкие черты лица. Он не носил бороды, в отличие от Ричарда, и был на дюйм выше. Хороший рост, думала Фрэнси. Генри Редих был слишком высок для нее. К тому же в характере Майлса есть что-то от Ричарда. Мысль о том, что в постели Майлс может быть таким же искусным, приводила ее в восторг. Она тосковала без Ричарда, однако понимала, что будет дурой, если еще раз позволит кому-нибудь взять над ней власть.
Майлс встал на одно колено.
– Фрэнси, будь моей женой.
– Я тебе уже говорила, что не желаю терять свою свободу. Мне не нужно замужество.
До него это никак не доходило, и он, надо же, на коленках пополз к ней, а потом обхватил руками ее юбки и уперся носом ей в живот.
Фрэнси с удовольствием промурлыкала:
