Джессика наконец подняла голову и взглянула ему прямо в глаза.
— Я хочу снова почувствовать себя живой, — сказала она. Ее голос был необычайно спокойным, она делала все, чтобы он звучал невозмутимо и бесстрастно, но это было похоже на спокойствие моря между двумя ударами волн. Очередная волна уже подкатила совсем близко и готова была накрыть ее с головой. — Я хочу, чтобы мне больше никогда в жизни не пришлось лгать. — Она резко замолчала и покачала головой. — Сэр Марк. Марк. Пожалуйста, не заставляйте меня это делать.
Она совершала ошибки, и не раз. Но он был прав. Даже живя во грехе, Джессика старалась сохранить в себе остатки честности. Большую часть своих моральных принципов ей пришлось продать, чтобы выжить. Но честность… это был первый раз, когда жизнь вынуждала ее совершить столь подлый и безнравственный поступок. Если Марк поддастся, она потеряет все. Последние крупицы самоуважения.
Марк не мог понять, о чем она его просит, а Джессика, конечно, не могла ничего объяснить; инстинкт самосохранения запрещал ей это сделать. Но в эту секунду она искренне желала, чтобы Марк возненавидел ее. Чтобы он сумел противостоять ей, не дал ей разрушить свою жизнь.
— Знаете… — медленно произнес он. — Я совсем не хочу вас романтизировать.
— А что вы хотите?
Он скользнул по ней взглядом, и Джессика вдруг вспомнила, почти почувствовала, где он касался ее вчера. И еще острее она чувствовала те места, где он не успел ее коснуться, — живот, бедра, спину…
— Вы имеете в виду сейчас? — небрежно спросил он. Его равнодушный тон полностью противоречил полыхавшему в глазах пламени. — Сейчас я был бы полностью доволен, если бы вы называли меня Марк. И еще я хотел спросить, знаете ли вы о речи, которую я буду произносить сегодня. Я согласился выступить перед ОМД.
— Речь о целомудрии.
Он кивнул:
— Мне кажется, что я вполне заслужил медаль за воздержание. Принимая в расчет последние несколько дней. Знаете что? Позвольте мне проводить вас домой после. Возможно… вам будет приятна моя компания.
Она в самом деле его предупреждала. Пыталась предостеречь. Что ж… если он сам идет навстречу своей гибели, летит, словно мотылек на огонь, разве может она сказать «нет»? Должно быть, сама судьба назначила ей погубить сэра Марка, соблазнить его, как Гвиневра соблазнила сэра Ланселота.
— Хорошо, — тихо сказала она. — Я приду послушать вашу речь.
Ей показалось, что эти слова прозвучали как самое страшное богохульство.
Церковь была полна, причем все собрались задолго до назначенного времени. Перед тем как начать свою речь, Марк отметил, какая необыкновенная тишина стоит вокруг. Никто не перешептывался, не кашлял, не скрипел и не шуршал. Он вдруг подумал, что сейчас может произойти все что угодно. Например, начнется бунт. Или — гораздо вероятнее — он утомит своих слушателей так, что они заснут.
На сегодняшний вечер настоятель предоставил церковь ОМД, поскольку городская ратуша была не в состоянии вместить всех желающих присутствовать на выступлении сэра Марка. На скамьях не осталось ни одного свободного места, помещение было забито до отказа. Казалось, все жители прихода — а также все жители соседнего прихода — пришли послушать его речь. Удивительно, как Толливер успел всех оповестить, подумал Марк. Ведь у него было совсем мало времени.
Джессика сидела в одном из первых рядов. Горожане понемногу начинали принимать ее в свой круг, и Марку это нравилось. Сейчас она занимала место рядом с миссис Меткаф. И тем не менее он не мог не заметить, что ближайший к Джессике мужчина сидел не менее чем в трех футах от нее — не считая мистера Льюиса, который устроился по другую сторону. Он что-то говорил ей на ухо; Джессика, выпрямившись, смотрела прямо перед собой. Ее лицо было бесстрастным. Судя по всему, священник читал ей какую-то лекцию. Стало быть, ее принимали, но не доверяли. Марк почувствовал, как от обиды за Джессику у него больно сжалось сердце. Она заслуживала гораздо большего.
Самые первые скамьи занимали молодые люди с юными, воодушевленными лицами и горящими глазами. Они выглядели так, будто готовы были впитать каждое его слово. На рукавах у юношей были голубые повязки, что обозначало их принадлежность к ОМД. Однажды кто-то сказал Марку, что повязки предназначались для ношения в помещении, когда шляпа, а стало быть, и кокарда была не положена. Джеймс Толливер стоял по правую руку от Марка. Когда все наконец расселись по своим местам, он поднял руку, призывая к вниманию.
— Наш сегодняшний гость не нуждается в представлении, — начал Толливер. — Не найдется человека, который не знал бы непревзойденного, не знающего себе равных, великого сэра Марка.
Марку захотелось закрыть лицо руками. Не знающего себе равных? Великого? Он бы предпочел гораздо более скромные эпитеты. Например, «достойного» было бы более чем достаточно. И учитывая, насколько далеко зашло его знакомство с Джессикой за последнюю неделю, даже этого определения он уже не заслуживал. От этой мысли он почувствовал себя виноватым.
— Как вам всем известно, сэр Марк является автором знаменитейшего труда, «Практического пособия по целомудрию для современного джентльмена». Мы, жители Шептон-Маллет, знаем наизусть каждое слово этой священной книги.
Священной? Марк в красках представил себе, как он берет огромный тяжеленный молитвенник, лежащий рядом, и бьет Толливера по голове.
— Мы выучили каждое предписание, каждое правило. — Толливер повысил голос. — Каждая буква навеки отпечаталась в нашей памяти.
Предварительно исказив каждое «предписание», судя по членским карточкам. С другой стороны, это была всего лишь книга, написанная человеком, а не божественные заповеди, выбитые на каменных скрижалях.
— Мы приняли заветы сэра Марка как руководство к нашей собственной жизни, — торжественно продолжил Толливер. — И, будучи членами Общества мужчин-девственников, мы поклялись блюсти целомудрие и отвергать искушение. Где бы оно нас ни поджидало.
Марк вспомнил о Джессике и том, как поначалу они отвергали ее, и его кулаки невольно сжались.
— Сегодня сэр Марк обратится ко всем нам и расскажет, как сохранять добродетель при любых обстоятельствах. И я, со своей стороны, жду этого с нетерпением.
Раздались аплодисменты и поощрительные возгласы. Марк в замешательстве обвел глазами толпу. Его мысли бурлили.
Он не мог сосчитать всех людей, присутствовавших в церкви. Их было по меньшей мере несколько сотен — а если собрался целый приход, то, возможно, и пара тысяч. Ему приходилось устраивать публичные выступления и раньше, и этот вид деятельности никогда ему не нравился. Хуже, чем поддерживать светскую беседу с одним человеком, могло быть только держать речь перед сотнями людей. Ожидающие взгляды впивались в него, словно тысячи крохотных ножей.
