– Нет. Мать-настоятельница все ей объяснит. И так как случившееся совпадает с ее собственными советами, она возблагодарит терпеливое небо, прочтя огромное количество молитв.
Молодая женщина вышла вместе с Филиппом Верноном из монастыря. Он благоразумно не стал нарушать молчания, в которое она погрузилась. Пока Фелина была рядом с ним, хотя он сознавал, как много проблем еще стоит между ними обоими. Ее новое положение, каким бы внезапным подарком судьбы оно ни казалось, связывало ему руки и вселяло в сердце тревогу.
Крестьянскую девушку Фелину он с мягкой настойчивостью принудил бы к браку. Он окружал бы ее любовью и роскошью, добиваясь полной капитуляции.
Благородная дама Фелина де Брюн не нуждается больше в нем и в его любви. У нее есть отец, способный защитить ее права. К тому же она стала наследницей солидного состояния.
Как поступит Фелина, узнав о тех возможностях, о той свободе, которые дает ей новый статус?
Странное ощущение появилось у него в груди, затрудняя дыханье. Только спустя какое-то время Филипп догадался, что в него проник страх. Страх перед предстоящим решением Фелины.
– Дитя мое, как вы выглядите! Худая, бледная, покрытая пылью! Можно подумать, что вы пешком бродили по проселочным дорогам!
Фелина не стала сообщать мадам Берте, что именно пешком шла несколько дней назад. Она с облегчением упала в объятия экономки. Какое бы ни ожидало ее будущее, мысли о возможности отдохнуть некоторое время под присмотром заботливой Берты были слишком соблазнительными.
Филипп посмотрел ей вслед, когда Фелина, не оборачиваясь, скрылась в замке. Тяжелый вздох вырвался из его груди. Невидящими глазами уставился он в серо-голубое небо, где уже появились первые признаки весны.
Долгая скачка в полном молчании не развеяла его опасений. Наоборот...
Фелина охотно вошла в ванную комнату, о которой мечтала еще в Париже. Вытянувшись в теплой воде, в которой плавали подсушенные розовые лепестки, она наслаждалась комфортом. Мадам Берта лично занималась ее золотисто-каштановыми волосами, которые, по-видимому, давно не мыли.
Она уже слышала от Амори де Брюна о чуде, случившемся в доме сельского священника из Сюрвилье. Поэтому испытывала затруднения при общении с Фелиной. Теперь ей уже было неудобно проявлять по отношению к госпоже материнскую строгость, как раньше. Почтительность лишила экономку ее обычной говорливости. Непривычная разница в положении мешала мадам Берте задавать вопросы, давно накопившиеся у нее.
Фелина, занятая своими мыслями, наконец заметила это, но не стала добиваться объяснений. Жителям замка наверняка показалось странным, что, уехав с Амори де Брюном в карете, она возвратилась запыленная, сидя на лошади перед маркизом. Но говорить о причинах этого она была не готова.
Слишком скоро пришло время вылезать из ванны, в которой успела остыть вода. Завернутая в подогретую простыню, Фелина опустилась на табурет перед камином в комнате хозяйки замка. Служанка равномерными движениями головной щетки начала расчесывать промытые тяжелые волосы, чтобы они быстрее сохли.
Мадам Берта принесла фиолетовое бархатное платье с серебряной канвой и почтительно осведомилась:
– Надеюсь, вы довольны, что я выбрала это платье? Вы будете в нем очаровательны.
Фелина была тронута выбором именно того платья, с которым ей больше всего не хотелось расставаться в Париже. Кроме платья ей пришлось отказаться от массы вещей, но эта фиолетовая ткань воспринималась ею как символ утраченного великолепия. Неужели возможность снова надеть его в замке Анделис была счастливым приз-паком?
Оно сидело не так, как в памятный вечер. Напряженье прошедших недель сказалось на фигуре, утратившей округлость. Даже беременность тут ничего не смогла изменить.
Однако туже затянутый пояс и эластичность материи скрыли немногочисленные складки, а яркий фиолетовый цвет подчеркнул белизну кожи. С подколотыми наверх волосами и с прямоугольным декольте, украшенным аметистовой подвеской на тонкой серебряной цепочке, молодая женщина опять, как по волшебству, превратилась в маркизу де Анделис, образ которой сохранила в памяти. Тем не менее она со сдержанным раздражением пробормотала:
– Это не я! Я не должна прятаться за этим образом. Мне это ни к чему.
– Это как раз вы!– подтвердила мадам Берта с намеком, и Фелина испуганно сообразила, что произнесла свои мысли вслух. – Не ломайте прекрасную головку над всякой ерундой! Ваш отец ждет в библиотеке. Как только вы слегка позавтракаете, я отведу вас к нему.
Один только взгляд на изысканнейшие блюда, в изобилиистоявшие на подносе, снова вызвал у Фелины давно привычный приступ тошноты. Побледнев, она резко отвернулась, пытаясь скрыть позыв к рвоте.
– Ведите меня к мсье де Брюну, я не хочу есть. Уберите все.
Удивление на лице мадам Берты моментально сменилось неожиданной радостью.
– Вы ждете ребенка! О, Боже, почему мне никто этого не сказал?
Замкнутость Фелины показала ей, что подтверждения она не дождется. Лишь спина под фиолетовым платьем незаметно напряглась.
Сходство Фелины с отцом, которое мадам Берта обнаружила раньше и которое принимала за игру воображения, было невозможно отрицать. Несмотря на то, что красота Фелины была воплощением самой женственности, юная дама напоминала экономке решительного воина, готовящего свое оружие к предстоящей битве.
Такое же сравнение промелькнуло в мыслях Амори де Брюна, когда Фелина вошла в библиотеку.
Гордая осанка делала ее выше ростом, а светлые глаза сверкали так же, как серебряная канва на фиолетовом платье. То ли он ошибался, то ли ее взгляд действительно выражал и настороженность и решительный отказ. Она вроде бы и не радовалась возвращению в замок Анделис.
Первые слова, произнесенные Фелиной, подтвердили его предположение.
– Почему вы не оставляете меня в покое, мсье? Я выполнила свою часть нашего соглашения!
Старик, сидевший в кресле возле камина, с больными ногами, закутанными для тепла в стеганое одеяло, однозначно указал ей на табурет напротив себя.
– Если не хочешь, чтобы и шея у меня заболела от необходимости глядеть на тебя снизу вверх, сядь, дитя мое. К тому же я хотел бы понять, за какую мою провинность я снова из отца превратился в господина.
Фелина бессознательно поправила складки на подоле, присев на табурет. Ей было нелегко причинять боль человеку, который всегда относился к ней с симпатией. Однако она не уклонилась от ответа.
– Настало время кончать комедию, мсье. Я больше не могу обманывать короля.
– Почему ты вдруг ощетинилась? Куда делась твоя любовь к Филиппу? Неужели она оказалась так мала, что ты готова о ней забыть?
