Рафаэль сел и принялся торопливо одеваться.
– Не могу тебе сказать. – Он опять счастливо рассмеялся. – Вернее, пока не могу. Мне понадобится некоторое время, чтобы выполнить задуманное, но я найду выход!
Он помог ей одеться и даже обуться в поношенные сандалии с кожаными ремешками. Я должен позаботиться и об этом тоже, подумал он. Нужно купить ей новые наряды, белье и украшения. Маргарита Лути заслуживает всего самого лучшего, и я сделаю все, чтобы это ей дать.
Рафаэль взял ее за подбородок двумя пальцами и заглянул в глаза.
– Я пришлю за тобой, как только все будет готово. Но для того, что я задумал, понадобится какое-то время. Ты сможешь проявить терпение?
Она ответила не сразу, тоже смотря ему в глаза. Потом, чуть склонив голову, очень тихо ответила:
– Знаешь, я поняла, что тебя могу ждать вечно.
– Благодарю тебя, Господи! – вырвалось у него, и он заключил Маргариту в объятия.
Когда следующим утром, на рассвете, Маргарита подошла к пекарне, у дверей ее ждал Антонио. Она была поражена его бледностью и мрачным выражением, против обыкновения, небритого лица, которое всегда выражало высокомерие и самодовольство. Что-то воистину потрясло непоколебимого Антонио Перацци.
Маргарита устало откинула капюшон и открыла дверь в пекарню. Она намеренно не воспользовалась черным ходом, ведущим в жилые помещения, чтобы не привлекать внимания к тому, когда вернулась. Разумеется, отец, Донато и Летиция знали, где она теперь проводит ночи, но Маргарита была слишком горда, чтобы лишний раз привлекать внимание к своим отлучкам или лишний раз что-либо объяснять.
Похоже, сегодня объяснений было не избежать.
– Вот как! Значит, это правда! Ты с ним спишь! – сказал Антонио лишенным выражения голосом и последовал за ней на кухню, залитую серым утренним светом. Там было еще тихо и пусто: время выпечки хлеба пока не наступило. Маргарита зажгла свечу на столе и повязала на поясе белый передник.
– Это тебя не касается, – ответила она, завязывая узел и выставляя на стол миски и все остальное для вымешивания теста. Она хотела себя чем-нибудь занять, чтобы не смотреть в осуждающие глаза Антонио. – Кроме того, разве не ты сам просил, чтобы я позволила ему ухаживать за мной?
– Я думал, ты поводишь его за нос, вытянешь пару-другую флоринов, может, драгоценный камень, чтобы нам было с чего начать совместную жизнь.
Она замерла с деревянной ложкой в руках и воззрилась на него, впервые отчетливо разглядев разницу между ним и Рафаэлем.
– Значит, ты плохо меня знаешь.
– Да я знаю тебя с детства! Мы всегда знали, чего хотим от жизни! И как это получить!
– Ты дал мне понять, что мы с тобой только друзья.
– Мало ли, что я сболтнул, – пожал он плечами. – Ты же знаешь.
– Я имею в виду твое поведение, а не слова. Это из-за него между нами все изменилось. – Она обхватила себя обеими руками, а он понял, что Маргарита имела в виду его шашни с другими женщинами. У него хватило ума ничего не отрицать. – У нас с тобой не будет никакой совместной жизни.
Теперь его взгляд стал злым.
– Никогда бы не подумал, что ты так со мной поступишь!
– А я бы не подумала, что ты позволишь мной попользоваться за пригоршню монет или будешь соблазнять служанку в доме Киджи, чтобы получить повышение!
– Я просто использовал то, что имел! – Его гладкое красивое лицо пошло красными пятнами, исказилось от гнева. – А в то время самым лучшим товаром была ты! Мы родились и выросли вместе. Мы с тобой похожи как две капли воды! Этого ты не можешь отрицать!
– Наверное, не могу. Как и уважать тебя.
– Ты еще говоришь об уважении? Ты, которая отдала свою девственность чужому человеку?
– Вместе с девственностью я отдала ему свое сердце, Антонио.
– Которое он обязательно разобьет, попомни мои слова! Ты стала для него вызовом, поманила новизной, как сдобный фруктовый хлебец – богача, объевшегося кремовыми пирожными!
– Большое тебе спасибо! – ответила она, уязвленная этим потоком оскорблений.
– Ты должна была стать моей женой!
– Тогда не надо было толкать меня в объятия другого мужчины!
Он изо всей силы ударил кулаком по столу.
– Ты должна мне за это, Маргарита! По крайней мере, обязана возместить мой позор и толки соседей, которые из-за тебя теперь показывают на меня пальцем. Благодаря твоему распутству я должен буду терпеть насмешки не один месяц!
Она резко развернулась, не веря своим ушам.
– Ты требуешь денег?
– Да, я считаю, что ты мне должна!
Она знала Антонио почти столько же, сколько помнила себя, и только сейчас поняла, что этот беззаботный красавчик, воплощенная самоуверенность, был для нее совершенно чужим человеком.
– Ты совсем не похож на своего брата.
– Я всегда считал это достоинством, – огрызнулся он. – Донато позволяет твоей сестрице водить себя за нос, дурачок! Он всю жизнь будет чистить свои конюшни!
– Убирайся, Антонио!
Это сказал Донато высоким срывающимся голосом. Он стоял на нижних ступенях лестницы вместе с Легацией и Франческо, собравшимися печь свежий хлеб. Все трое слышали каждое слово отвратительного спора.
– И не подумаю, пока не получу то, за чем пришел. – Единственное, что ты получишь, – это хорошую взбучку! – пообещал Донато и бросился на младшего брата.
– Я так долго мучилась, сомневаясь в том, что поступаю правильно, – выпалила Маргарита. – Я рада, что ты сегодня открыл мне глаза.
– Тебе это не сойдет с рук, Маргарита Лути! Я не позволю тебе меня позорить! – выкрикивал Антонио, пока Донато тащил его за шиворот к двери. – Это я вам всем обещаю!
В тот же вечер кардинал Биббиена стоял перед племянницей и в изнеможении закатывал глаза, пока она тихо плакала, спрятав лицо в ладони. Его преосвященству были чужды нежные чувства, но Марию, которая жила с ним в Риме с девятилетнего возраста, он жалел. Его брат с супругой, предпочитавшие Вечному городу фамильное гнездо, величественное палаццо Довицио в Биббиене, считали, что наилучшая партия для их наивной дочери сыщется поближе к средоточию власти.
Сначала опекунство было для Бернардо обузой, но со временем, незаметно для себя, он обрел в Марии дочь, которой никогда не имел. Для нее же он стал заботливым советчиком и заступником, которого она не смогла найти в своем отце.
Мария редко видела родителей и во всем привыкла полагаться на дядю, который стремился ее защищать и желал устроить ее будущее. Изначально он задумал обручение с Рафаэлем, дабы прославить собственное имя, но, когда Мария увлеклась не на шутку, стал добиваться брака уже из отеческих побуждений.
