— Что ты собираешься сейчас делать?
Его взгляд остановился на ее губах.
— Парочка идей напрашиваются сами собой.
— Я имела в виду, что ты решишь по поводу свадьбы Жюстины?
Он сдвинул брови, но продолжал улыбаться.
— О свадьбе Жюстины? Я пока еще ничего не решил насчет нашей с тобой свадьбы.
— Полагаю, что ты считаешь это шуткой?
Ответа не последовало. Вместо этого он так страстно ее поцеловал, что у нее закружилась голова.
Его свежевыбритое лицо пахло туалетной водой с ароматом лайма. Все на нем было чистым, отглаженным и накрахмаленным, но ее неожиданно воспалившееся — от поцелуя — воображение рисовало его сидящим обнаженным на подиуме в художественной мастерской школы.
Это становится опасно. Этого человека она не может контролировать. Более того, когда он рядом, она почти теряет контроль над собой. Теперь он разжигает в ней эротические ощущения, которые она не в силах контролировать.
— Остановись, — сказала она, когда он наконец освободил ее губы, но только для того, чтобы переместить свои губы в ямочку под подбородком.
— Нет.
Голос был глубоким и соблазнительным. Губы скользили по шее, по груди, и Атина чувствовала, что тает в его объятиях.
— Мм. Клубника со сливками. — Его губы остановились на бугорках ее грудей, а его золотистые волосы щекотали ей лицо. Еще один поцелуй и…
— О Господи, — раздался голос от двери. Атина открыла глаза и увидела Эстер. — Я потом зайду.
— Нет, нет, — остановила ее Атина, слезая с колен Маршалла. — Входи. Мы как раз… То есть мы собирались…
— Завтракать? — пришел ей на помощь Маршалл.
— Да, — ответила она, разглаживая немного помятое платье.
— Вижу, — сказала Эстер. — И что сегодня подают на завтрак?
— Сосиски. По-моему, пахнет сосисками. Тебе положить, или ты сама?
— Сосиски, — повторила Эстер. Маршалл хихикнул, увидев, как зарделась Атина. — Нет, я, пожалуй, ограничусь ветчиной.
Атина села на свое место и приложила ладони к пылающим щекам.
— Я, наверно, последую твоему примеру.
Маршалл встал, подошел к Атине и поцеловал ее в макушку.
— Все хорошо, моя дорогая. Мы все знаем, чего ты на самом деле хочешь на завтрак.
И с этими унизительными словами он закрыл за собой дверь.
Хотя они планировали остаться до воскресенья, Атина решила, что будет лучше — принимая во внимание создавшуюся атмосферу, — если они с Эстер уедут сегодня сразу после завтрака.
Маршалл вышел их проводить и помог сесть в карету. На прощание он лишь поцеловал Атине руку. Когда карета уехала, он посмотрел на окно будуара матери. Она тут же задернула занавеску.
Он покачал головой. Он слишком хорошо знал свою мать, чтобы думать, что она согласится с его мнением. Наверное, все было бы по-другому, если бы она помнила, как влюблялась, — то есть если бы она когда-нибудь испытывала это чувство. Иногда ему казалось, что его мать уже родилась древней старухой.
Карета скрылась за поворотом. Маршалл посмотрел на небо. День, начавшийся тихим рассветом, начал быстро меняться, обещая непогоду.
В тот момент, когда Маршалл уже собрался закрыть за собой дверь, он увидел карету, которая приближалась к дому. Он остановился и стал ждать, когда эта черная лакированная коляска с гербом на боковой дверце остановится.
Коляска, запряженная парой белых лошадей, остановилась у ступеней, которые вели к дому, и из нее вышли двое.
Маршалл стиснул зубы. Не только погода неожиданно стала враждебной.
Спустя полчаса, когда гости уехали, Маршалл пошел в кабинет, достал лист бумаги, быстро что-то написал, сложил бумагу и запечатал. Потом вызвал звонком дворецкого и приказал ему собрать чемодан.
Затем он направился на конюшню и разыскал там Кина.
Эллиот Кин был новым человеком на службе у Хоксуортов. Он был стройным и худощавым, хотя Маршалл знал, что он достаточно силен. Скорее всего Жюстину очаровал смуглый цвет его лица. А может быть, и его мягкий характер, позволявший ему хорошо управляться с лошадьми. Или его карие глаза, которые сейчас смотрели на Маршалла с опаской.
— Доброе утро, сэр, — сказал он, приложив руку к козырьку фуражки.
— Кин, — сказал Маршалл довольно резко.
Эллиот снял фуражку.
— Простите меня, если я слишком смел, но я хотел бы воспользоваться возможностью объясниться. Я имею в виду мисс Жюстину.
— У тебя еще будет для этого возможность, Кин, а пока иди и собери свои вещи.
— О, сэр. Пожалуйста, не увольняйте меня. Клянусь, я не сделал ничего бесчестного.
Маршалл выпрямился.
— У нас с тобой, видимо, разные взгляды на то, что считается бесчестным.
— Извините, сэр, но они одинаковые. Мисс Жюстина так же важна для меня, как и для вас. Я бы никогда не причинил ей зла.
Маршалл скрестил руки на груди. Вид у него был грозный.
— А ухаживать за ней за моей спиной честно?
Кин опустил голову.
— Я не понял, что это было ухаживание, сэр. Все как-то само собой получилось. Мы с ней разговаривали, пока она тренировала свою лошадь или ездила на прогулку, сэр. Вот и все.
— Тем не менее.
Эллиот снова надел фуражку.
— Сэр, я не хочу, чтобы вы из-за меня поссорились с мисс Жюстиной. Я уйду. Но пожалуйста, позвольте мне продолжать наши встречи. Не в качестве слуги, а как… мужчине.
— Ты смеешь просить меня видеться с моей сестрой после того, как я тебя уволил?
Под гневным взглядом Маршалла Эллиот расправил плечи, по его голосу чувствовалось, что он смутился.
— Да, смею, сэр. Со всем к вам уважением, сэр. Я прошу вашего разрешения ухаживать за мисс Жюстиной. Не за вашей спиной, а под вашим наблюдением. Конечно, после того, как найду другую работу.
Маршалл смерил Кина взглядом. Надо быть смелым человеком, чтобы просить о таком. Более того. Человеком, который влюблен.
— Полагаю, нам надо еще поговорить, Кин. Я хочу, чтобы ты сопровождал меня в поездке на север. Но сначала хочу, чтобы ты отправился с этой запиской к мисс Макаллистер в Эндсли-Грейндж. Там переночуешь, а на утро привезешь сюда мисс Атину и леди Эстер Уиллетт.
Эллиот смущенно переминался с ноги на ногу, глядя на записку.
— Значит, я не уволен?
Маршалл положил руку на плечо Эллиота.
— Я имел в виду, чтобы ты собрал вещи на пару дней, а не навсегда.
Эллиота осветила счастливая улыбка, и Маршаллу вдруг стало ясно, что именно очаровало его сестру.
— Спасибо, сэр.
В одиннадцать часов следующего утра Атина, Эстер и Маршалл оправились в Ашбернем в карете, на козлах которой сидел Эллиот Кин.
