Все же картинка стоит в моем воображении и никак не исчезает.
Улицы в Сент-Питер-Порте стоят притихшие. Некоторые магазины заколочены, валяется много мусора, который закручивают вихревые воздушные потоки. Небо заволокло облаками, из-за чего оно выглядит мутным, размазанным, как оконное стекло, что нуждается в чистке. День сам по себе грязный, серый, печальный.
Фрэнк оставляет нас в гавани, пожелав удачи.
Сразу становится понятно, почему улицы пусты: все люди здесь. Длинная молчаливая очередь из встревоженных островитян извивается от пристани по всей эспланаде.
Мы идем к столу, установленному прямо на тротуаре, где взволнованная женщина отмечает наши имена в списке. Ее лицо все в розовых пятнах. Она все0 время пытается смахнуть с глаз растрепанные волосы.
Встаем в очередь. Люди обливаются потом в своих шерстяных пальто. Достают носовые платки и обтирают влажную кожу.
Этим летним днем зимние цвета пальто выглядят мрачно, почти траурно. У некоторых людей нет с собой чемоданов, а вещи завернуты в аккуратные коричневые свертки. Подъезжает автобус, из которого высыпают детишки.
У большинства на пальто пришиты ярлычки. У детей потерянный, затуманенный взгляд. Более старшие, осознавая весь груз ответственности, официозно держат младших братьев и сестер за воротник или рукав.
Милли смотрит на других детей. Она хмурится и крепко держится за мою руку.
Бланш надела свое коралловое платье из тафты под зимнее пальто. Она расстегивает его и поправляет юбку, пытаясь разгладить складки на гладкой ткани.
— Ой, мама, — внезапно говорит она.
Голос Бланш полон драматизма. Сердце скачет, чуть не выпрыгивая у меня из груди.
— Что такое? — резко спрашиваю я.
— Похоже, я забыла вазелин. У меня вся кожа потрескается.
Чувствую, что сержусь на нее за то, что она так меня напугала.
— Это неважно, — говорю я. — Уверена, каждая из нас хоть что-то да забыла.
— Но это важно, мама. Важно.
Кажется, мы стоим там уже очень долго. Очередь строго организована, смиренна. Никто особо не разговаривает. В пустоте над нами кричат чайки, очень много лодок стоит на якоре. Можно услышать, как по их корпусам пощечинами хлещет вода.
Из-за облаков ненадолго появляется солнце, проливая на все происходящее свой свет, а потом снова прячется. Когда солнца нет, море кажется черным и несказанно холодным. Мне не виден корабль, который должен доставить нас в Уэймут, — должно быть, он пришвартован за пределами моей видимости.
Единственное судно, пришвартованное в этой части пирса, очень маленькое, не больше, чем используют рыбаки. Корабль находится там, откуда ведут каменные ступеньки с пирса в море. Я гадаю, кому же может принадлежать судно.
Приходит все больше и больше людей в своих пальто, с чемоданами, уложив в их выпуклости все свои драгоценные вещи. Приходят со своим страхом, который, кажется, просачивается вместе с потом.
— А у тети Ирис у меня будет своя комната? — спрашивает меня Бланш.
— Нет, милая. Там будет сущая теснота. Вам, скорее всего, придется спать с мальчишками в дальней спальне.
— О, — произносит она, переваривая информацию. Это не совсем то, на что она рассчитывала. — Ну, я не возражаю. Это должно быть весело, делить с кем-то комнату.
— А как выглядит Лондон? — спрашивает Милли.
— Тебе он понравится, — говорит Бланш. Она наслаждается тем, что Милли задала этот вопрос. Наслаждается тем, что может побыть экспертом по Лондону. — Женщины носят красивую одежду, под землей ездят поезда, а в парке живут пеликаны…
Я понимаю тягу Бланш к Лондону, порой я разделяю ее, даже после всех тех лет, что не живу там. Я помню это ощущение открывающейся перспективы — мир более свободный, более просторный и более открытый, чем этот остров.
На мгновение я разделяю ее волнение, позволяя себе лишь искру надежды на то, что там все будет хорошо, несмотря на войну. Свобода.
— А мы сможем сходить в Букингемский дворец? — спрашивает Милли.
У нее есть пазл с Букингемским дворцом, который Эвелин подарила на Рождество.
— Уверена, что сможем, — отвечаю я.
К моему облегчению, очередь продвигается вперед. Вижу, как люди спускаются по ступеням пристани и идут по трапу на корабль. Маленький корабль. Не может быть. Они же не думают, что мы проделаем на нем весь путь до Англии.
— Что случилось, мама? — настойчиво произносит Бланш. Она услышала мой быстрый вздох.
— Ничего, милая.
Она следит за моим взглядом.
— Мама, а этот корабль не очень-то и большой, — немного неуверенно говорит она.
— Нет. Но уверена, все будет хорошо. Уверена, они знают, что делают.
В моем голосе она слышит мрачное предчувствие. Бланш одаривает меня вопросительным взглядом.
Очередь молча продвигается на несколько дюймов вперед.
Передо мной стоит солидная женщина средних лет. Вокруг шеи обернута лисья шкурка со стеклянными глазками и хищной пастью. Пушистый рыжий хвост свисает вниз.
Милли заинтригована, она разглядывает лису. Над женщиной витает запах нафталина, она достала из шкафа свою самую лучшую одежду.
Рядом стоит ее муж, который кажется куда более напуганным. Можно точно сказать, что дама из тех, кто принимает решения.
— Простите, что беспокою, — говорю я.
Она оборачивается и улыбается, одобрительно глядя на моих детей.
— Мне просто интересно, это и есть наш корабль? — говорю я.
— Ну, по крайней мере, похож, — отвечает она.
У нее очевидные проблемы с внешностью: брови полностью выщипаны и заново нарисованы карандашом, а все лицо сильно напудрено. Ее шляпка закреплена серебряной булавкой в виде цветка «анютины глазки».
— Мы никогда там все не поместимся, — говорю я. — Им следовало бы отправить сюда что-нибудь побольше. Они что, не понимали, сколькие из нас захотят уехать?
Женщина пожимает плечами.
— Если честно, прошу меня простить, но думаю, им там в Англии на нас просто наплевать, — говорит она.
— Но… они бы могли отправить несколько военных. Я хочу сказать, что у нас нет никакой защиты. По пути мы можем встретить всякое.
— Давайте смотреть правде в глаза, мы просто расходный материал, — говорит женщина. — Мы для них потеряны. Я полагаю, у мистера Черчилля в голове очень много разных мыслей.
Она иронична и смиренна. Как бы и мне хотелось быть такой, возможно, так было бы проще. Не ждешь ничего большего, не сопротивляешься тому, что происходит. Но рядом с ней нет детей.
Она вытаскивает булавку и обмахивает лицо своей шляпой. Ручейки пота прочертили дорожки в пудре на ее лице. Она поворачивается к мужу.
