Несколько мгновений Ричард недоуменно смотрел на него, прежде чем широко улыбнуться:
— Черт побери, Хастингс, какая кошка притащила сюда твой драный зад?
Сам вид старого друга, того, кому ты небезразличен, был подобен лучику света, проникшему во мрак сердца Бенедикта. Скрестив руки, он насмешливо вскинул бровь:
— Знаешь, я не уверен, что чувствую себя непринужденно, беседуя с полуобнаженным мужчиной. Не считаешь, что нужно хотя бы выглядеть прилично, прежде чем комментировать состояние моего зада?
Ричард с отрывистым смехом поманил Бенедикта за собой:
— Заходи. Не терпится узнать, что привело тебя к моему порогу после почти двух лет отсутствия.
Он привел Бенедикта в маленькую гостиную и показал на хрустальные графины на буфете:
— Налей чего-нибудь, хорошо? А я пока найду недостающие предметы одежды. Прости, что назвал тебя Хастингсом. Иногда я забываю, что теперь ты предпочитаешь просто Бенедикт.
— Можешь называть меня как хочешь, при условии, что наденешь рубашку.
Но он был рад, что Ричард помнит. Он не любил называться фамильным именем: оно, казалось, давало родным больше власти над ним, как бы странно это ни звучало. Но зачем носить имя отца, если тому было совершенно безразлично, жив второй сын или давно в могиле? Конечно, это вряд ли имеет значение, поскольку отец давно мертв, но теперь Бенедикт больше, чем всегда, хотел… жаждал оказаться подальше от своей семейки.
Пока его друг босиком отправился на поиски рубашки, Бенедикт подошел к буфету и понюхал содержимое графинов. Его внимание привлек пряный, горьковатый запах старого шотландского виски, который он и налил в два высоких стакана. По крайней мере узел напряжения, стянувший плечи, немного ослаб. Он не сомневался, что Ричард позволит ему пожить в Хартфорде, в убежище, в котором Бенедикт так нуждался. Там можно спокойно решить, что, черт возьми, делать дальше.
Он уселся перед маленьким письменным столом, поближе к весело плясавшему огню, и сделал первый глоток. Виски прожег огненную дорожку к желудку, но так и не смог согреть ту часть Бенедикта, которая превратилась в лед, в ту минуту, когда он услыхал слова, изменившие все. И сомнительно, чтобы даже адский огонь ее согрел.
Бенедикт устало провел рукой по глазам, все еще горевшим после бешеной скачки из Фолкстона. Он в жизни не гнал коня так безжалостно. Если он хочет уехать сегодня, придется нанять лошадь: бедный Самсон нуждался в отдыхе.
Бенедикт снова выпил и откинулся на жёсткую деревянную спинку стула. Понятно, что подумает каждый, обнаружив, что случилось: побег, трусость, угрызения совести, чувство вины. Но все не так, как кажется с первого взгляда. Почти десятилетняя служба короне научила его, что иногда отступление может быть самым мудрым поступком. Как в этот раз. Пока он не сможет объективно взглянуть на губительные события последних двадцати четырех часов, необходимо оставаться в стороне. Он переоценит ценности, перегруппируется и составит план.
Но для этого нужно исчезнуть. Туда, где его никто не найдет. И лучше всего подойдет Хартфорд-Холл.
Он никогда там не был, но считал, что более укромного места не найти. Еще учась в Итоне, он нарисовал себе яркую картину этого пасторального дома. И все благодаря восторженным описаниям Эви. Но как ни странно, Ричард жаловался именно на то, что в Хартфорд-Холле больше всего любила Эви: уединение, безмятежность, покой, удаленность от Лондона. Бенедикт в своем потрепанном состоянии знал, что нуждается именно в таком святилище. Теперь он радовался, что Ричард много раз предлагал ему там погостить.
Остается только придумать, что ему сказать. Можно признаться во всем, но Бенедикт достаточно хорошо знал друга, чтобы понять: он обязательно захочет помочь. Мало того, настоит на своем. Но это его битва. Не стоит втягивать кого-то в неизбежные последствия.
Мягкие шаги по ковру возвестили о возвращении Ричарда. Бенедикт выпрямился и постарался принять безмятежный вид. Появился Ричард, закатывая рукава простой белой сорочки. Выбросив из головы всю сумятицу мыслей, Бенедикт протянул другу второй стакан:
— Вот. Полагаю, ты нуждаешься в этом после того, как расстроил свирепую Изабеллу.
Ричард, усмехаясь, покачал головой:
— Именно свирепую. Мы несколько месяцев наслаждались обществом друг друга, а сегодня она объявила, что получила весьма соблазнительное предложение от лорда Гамильтона, которое и примет, если я не стану возражать.
— Полагаю, ты не стал возражать?
Ричард поднял стакан и широко улыбнулся:
— Я пожелал им обоим счастья.
— Но разделся до пояса, прежде чем завести такой разговор?
Ричард устроился в кожаном кресле и, пожав плечами, объяснил:
— Это она предпочла выбрать такой момент. Не я. Что тут можно сказать? Предпочитаю менее сложные отношения. Любовницы иногда бывают так утомительны! Она постоянно намекала, что хочет более определенного положения, и я, похоже, разгадал ее уловку.
Он небрежно взмахнул бокалом.
— Но довольно об этом. Я хочу знать, когда ты приехал в город и какого черта делаешь у меня дома?
— Я тоже рад тебя видеть, — хмыкнул Бенедикт, поспешно уворачиваясь от маленького томика, которым запустил в него Ричард. — Собственно говоря, я пришел просить об одолжении.
— А вот это что-то новенькое. Что я могу сделать для тебя, друг мой?
— Я только что вернулся в Англию и не могу вынести мысли о том, что придется вновь окунуться в хаос сезона. Тебе известно, что ноги моей не будет в поместье брата, особенно теперь, когда мать требует, чтобы я исполнил свой долг и женился на первой попавшейся богатой девице.
— После всех этих лет полнейшего равнодушия она воображает, будто ты немедленно ей подчинишься?
Бенедикт пожал плечами.
— Теперь поместье нуждается в деньгах, — выдавил он, не желая говорить о семье больше, чем это необходимо. Кроме того, каждый шпион знает, что ключ к хорошей истории — ее абсолютная простота.
Стул скрипнул, когда Бенедикт подался вперед, перекатывая стакан между ладонями.
— Я почти сразу решил провести это время в английской провинции. Раньше ты упоминал, что я могу…
Он не успел договорить: дверь с шумом распахнулась, и в комнату вновь влетела разъяренная синьорина, успевшая надеть туфли и застегнуть платье. Волосы были уложены в низкий узел на затылке. Теперь она выглядела бы совершенно респектабельной, если бы не злобная гримаса.
— Я только хотела сказать, что никто не смеет оскорбить Изабеллу, не заплатив за это. Наслаждайтесь своими балами на этой неделе, синьор.
