Девушка замешкалась на мгновение, но потом, слегка вздернув подбородок, храбро подошла к двери.
— Доложите, пожалуйста, маркизу Тейну, что у меня есть письмо для его светлости, — сказала она лакею, стоявшему в дверях.
Тот удивился, видя, что его господин стоит рядом с ней. Но прежде чем он открыл рот, чтобы сказать ей об этом, маркиз произнес:
— Маркиз Тейн — это я.
Девушка обернулась и взглянула на него. Тут только он заметил, что ее маленькое лицо имеет форму сердца, а глаза очень большие. Она воскликнула:
— Так это вы маркиз! Как же это я не догадалась, когда вы налетели на меня в своем экипаже!
Маркиз изумленно уставился на нее. На мгновение его лицо потеряло свое скучающее выражение. Он сказал:
— Может быть, вы войдете? Я уверен, что если вы хотите со мной поговорить, то лучше сделать это наедине.
— Да… да… конечно, — согласилась незнакомка, только сейчас заметившая все великолепие дома, слушающих их разговор слуг и то, что ее платье запачкано грязью.
Маркиз отдал лакею шляпу и редингот, а потом провел ее через мраморный холл в библиотеку, которая тянулась по всей длине дома. Ее окна выходили во двор с каменным фонтаном, струи которого переливались в лучах заходящего солнца и падали в пруд с золотыми рыбками.
— Принесите прохладительные напитки, — велел он дворецкому.
— Сию минуту, милорд.
Дверь за ним закрылась, и девушка посмотрела на маркиза, широко раскрыв горящие от возбуждения глаза.
— Я так рада, что нашла вас, милорд! — воскликнула она. — Я так боялась, что вас не будет в Лондоне. А когда я спросила этого джентльмена, как пройти к вашему дому, он сказал мне такие странные и непонятные слова! Он, должно быть, чокнутый! И все-таки не надо было убегать от него. Я повела себя, как трусливая девчонка, и Гилли было бы за меня стыдно.
— Гилли? — переспросил маркиз, нахмурившись.
— Да, мисс Гиллингхэм, — ответила девушка. — Вы ее помните? Это она послала меня к вам.
— Мисс Гиллингхэм, Гилли! Конечно, я ее помню! — воскликнул маркиз. — Но я уже много лет ничего о ней не слышал.
— Она не хотела беспокоить вас, — ответила девушка. — Она думала, что вам не доставили бы особой радости письма старой гувернантки. Но она вас очень любила — любила до самой смерти. — Голос девушки дрогнул.
— И когда она умерла? — спросил маркиз.
— На прошлой неделе.
В ее глазах появились слезы, и маркиз тут же вспомнил о светских приличиях.
— Может быть, вы присядете? — предложил он. — Боюсь, что я не проявил должного внимания по отношению к мисс Гиллингхэм. Мне надо было давно уже справиться о том, как она жила.
— Она жила счастливо и ни в чем не нуждалась, — ответила девушка.
Она села на краешек огромного кресла, обитого парчой и стоявшего у камина, а маркиз устроился напротив.
Он откинулся на спинку, опустив веки и потихоньку наблюдая за своей гостьей. Это маленькое личико под простой шляпкой, большие глаза и маленький острый подбородок кого-то ему смутно напоминали, но он не мог вспомнить кого.
— Ваш отец подарил Гилли дом, кроме того, она получала пенсию. Я думаю, что ее тоже назначил ваш отец. Так что мы никогда ни в чем не нуждались.
— Мы? — спросил маркиз.
— Я жила с ней, — ответила девушка, — она меня и воспитала. Вот почему я к вам приехала.
— Быть может, вы расскажете все с самого начала? — предложил маркиз.
— Ваша светлость позволит мне снять шляпку? — спросила девушка. — После того как я упала, она помялась.
— Конечно снимайте! — ответил маркиз. — Может быть, вы хотите пройти в комнату переодеться? Я пошлю за своей экономкой.
— Нет, спасибо, — ответила девушка. — Просто я терпеть не могу эти шляпки. Боюсь, что выгляжу ужасно старомодно. В деревне я шляп не ношу.
Говоря это, она сняла шляпку, и маркиз уставился на нее с нескрываемым изумлением.
Ее волосы были совершенно необычными. Они были почти белыми, но в них попадались отдельные золотые пряди, которые делали их похожими не на седину, а скорее на очень бледные краски рассвета, когда первые лучи солнца появляются над горизонтом.
Но не только волосы девушки показались маркизу необычными, но и ее глаза, которые он теперь мог рассмотреть получше. Он ожидал, что они будут голубыми, но они оказались серыми с еле заметным зеленоватым оттенком. Темные от природы ресницы оттеняли белизну ее кожи, чистой, словно вода, которая течет по гравию, и каждый камешек сияет сквозь ее поток.
«Какая она милая, — изумленно подумал маркиз, — и к тому же ни на кого не похожа. И все-таки она мне кого-то очень напоминает». В его памяти мелькнуло какое-то воспоминание. Кто это был? Кто бы это мог быть?
Девушка положила шляпку и шаль на табурет, стоявший недалеко от кресла, в котором она сидела. Потом улыбнулась маркизу и сказала:
— Так-то лучше, теперь мы можем поговорить. Я так рада, что это вы спасли меня.
— Как вас зовут? — спросил маркиз.
— Фортуна, — ответила она, — Фортуна Гримвуд.
— Гримвуд? — изумился маркиз.
Ее прямой носик сморщился.
— Не очень красивое имя, правда?
— А почему вас назвали Фортуной? — спросил маркиз.
На щеках девушки появились две ямочки.
— Этот вопрос задают все, — ответила она. — Когда я появилась в доме Гилли, она как раз переводила «Вторую олинфскую речь» Демосфена. Вы ведь знаете, как она любила древних греков! Так вот, когда раздался стук в дверь, она как раз написала: «Фортуна исполнила все наши желания» — и поставила в этом месте восклицательный знак. После этого стало совершенно очевидно, что меня надо назвать Фортуной.
— И все-таки мне кажется, что вам надо рассказать все с самого начала, — заявил маркиз.
— Нет, я сделаю по-другому, — возразила Фортуна. — Я отдам вашей светлости письмо Гилли. Оно здесь, со мной.
Она открыла сумочку, висевшую у нее на талии, и вытащила оттуда письмо. Конверт от долгого пребывания в сумочке смялся, однако, когда маркиз вскрыл его, в нем оказалось шесть или семь листочков, исписанных мелким почерком.
— Вы знаете, что здесь написано? — спросил он.
— Это писала я, — ответила Фортуна.
— Вы?!
— Последние шесть месяцев своей болезни Гилли уже не могла писать, — объяснила девушка. — У нее отнялась рука. Доктор сказал, что у нее был удар. Она рассказывала мне, что я должна вам сообщить, и я все это записывала. Это заняло довольно много времени, поскольку она сильно уставала во время рассказа. Закончив, она произнесла: «После моих похорон сразу же отправляйся к маркизу Тейну в Лондон. Отвези ему это письмо, а уж его светлость знает, что надо делать». Вот я и приехала.
