— Видите ли, Гилли всю жизнь воспитывала только мальчиков. Я хорошо знаю греческий и латынь, математику и даже геометрию. Я говорю по-французски и по-итальянски. Но я не умею играть на пианино, писать красками и не очень сильна в вышивании. Как вы думаете, это имеет какое-нибудь значение?
— Значение? — рассеянно повторил маркиз, думая о чем-то другом.
— Боюсь, что не имею понятия о многих вещах, которым учат девочек, — пояснила Фортуна.
Вместо ответа, маркиз встал.
— Альбинос! — произнес он тихо, будто разговаривая сам с собой.
Фортуна с беспокойством посмотрела на него.
— Вам не нравится цвет моих волос? — застенчиво спросила она.
— Цвет ваших волос? Да нет, нравится, — равнодушно произнес маркиз.
— Я так рада! — воскликнула Фортуна. — Мне очень хочется вам понравиться! Я много о вас думала и часто старалась представить себе, какой вы. И теперь, вспоминая, как вы вывернули из-за угла, чуть не сбив меня с ног, подумала, что так оно, наверное, и должно быть.
— Что вы хотите этим сказать? — резко спросил маркиз.
До сих пор никто не подвергал сомнению его умение править лошадьми. Фортуна взглянула на него загоревшимися глазами.
— Видите ли, — мягко произнесла она. — Гилли так часто рассказывала мне о вас, что я привыкла думать о вас, как об Аполлоне — боге Солнца, летящем по небу в своей колеснице. Про себя я всегда называла вас Аполлоном. Конечно, вы можете подумать, что это слишком дерзко с моей стороны, но я вас именно таким и представляла. — Она улыбнулась. — И вот вы появляетесь передо мной в колеснице — ну, скажем, в современной колеснице. Так что мое представление о вас оказалось верным — вы и вправду Аполлон, о встрече с которым я мечтала с самого раннего детства.
Звук ее голоса затих, но маркиз, похоже, вовсе не слушал ее. Неожиданно он воскликнул:
— Слава богу, вспомнил! Я знаю, кого вы мне напоминаете!
Он подошел к камину и дернул шнур звонка. Дверь тут же открылась.
— Пошлите экипаж в «Белый клуб», — велел он, — и попросите полковника Алистера Мерила оказать мне услугу как можно скорее приехать сюда.
— Слушаюсь, милорд.
— Теперь я знаю, кого вы мне напоминаете, — зачем-то повторил маркиз.
— Кого? — тихо спросила Фортуна.
Но маркиз, видимо, не расслышал ее вопроса. Он смотрел на ее волосы, и она заметила, что впервые после того, как она вошла сюда, на его лице не было выражения скуки и безразличия. Наоборот, он был как-то странно возбужден.
— Полковник Алистер Мерил, милорд, — объявил дворецкий.
В библиотеку торопливо вошел высокий мужчина в военной форме, но маркиз поднял руку.
— Подожди, — неожиданно скомандовал он.
Полковник, несколько озадаченный, застыл в дверях, а маркиз повернулся к Фортуне.
— Сделайте мне одолжение, погуляйте пока во дворе, — попросил он, — мне нужно обсудить одно очень важное дело.
Фортуна, сидевшая у камина, быстро встала. Она улыбнулась маркизу, сделала реверанс и, бросив незаметно взгляд на человека, смотревшего на нее с противоположного конца комнаты, вышла через стеклянные двери во двор.
В лучах заходящего солнца ее волосы вспыхнули золотом, создав впечатление воздушного ореола вокруг маленькой головки. Маркиз подошел к двери и закрыл ее. Потом он повернулся к полковнику и вопросительно посмотрел на него.
— Помилуй бог, Сильванус! — воскликнул Алистер Мерил, бросаясь к нему. — Эта девушка как две капли воды похожа на мою кузину! Что она делает в твоем доме — совсем одна?
— На твою кузину? — тихо переспросил маркиз.
— Ты что, решил меня разыграть? — произнес полковник Мерил и вдруг замолчал. — Но ведь ни у кого из моих кузин нет волос такого цвета. Только у моей тети, которая… — Он снова замолчал и уставился на маркиза. — Кто она такая, черт возьми?
— А я-то думал, что это ты мне скажешь, кто она такая.
— Ничего не понимаю, — растерянно произнес полковник Мерил.
Он подошел к двери и стал смотреть на Фортуну, стоявшую у фонтана. Пока мужчины наблюдали за ней, во двор, прыгая, забежала одна из собак маркиза. Это был большой белый далматинец с черными пятнами, всегда сопровождавший маркиза во время его прогулок в парке.
В ту пору в свете было модно выезжать на прогулку в сопровождении далматинцев, но собаки, принадлежавшие маркизу, были самыми породистыми, красивыми и выносливыми в Англии.
Фортуна наклонилась погладить собаку, и, обрадовавшись ее ласке, далматинец запрыгал вокруг нее. Она рассмеялась, увидев, как он резвится, и сделалась вдруг такой хорошенькой, что у Алистера Мерила перехватило дыхание.
— Кто это, Сильванус? — повторил он свой вопрос. — Где ты ухитрился найти девушку с таким цветом волос?
В ответ маркиз протянул ему письмо мисс Гиллингхэм на шести страницах, с таким усердием написанное Фортуной.
— Прочти это, — кратко сказал он, и полковник послушно взял письмо и внимательно прочитал мелко исписанные листочки, время от времени бросая взгляд на Фортуну. Когда он добрался до конца, его лицо потемнело.
Он вскочил на ноги и крикнул, сотрясая своим голосом всю комнату:
— О Боже! Если она та, о ком я думаю, клянусь, что я своими собственными руками вытрясу из Старого Дьявола душу!
— И позволишь ему унести в могилу свою тайну? — спросил маркиз.
— Я понял из письма, что девочку подменили сразу же после ее рождения, — сказал Алистер Мерил, немного успокоившись. — Этот фермер, Гримвуд, жил на земле герцога в пяти милях от Мерил-Парк.
— И ты считаешь, что у Гримвудов на самом деле родился сын? — спросил маркиз. — А эта девушка во дворе…
— …Дочь моей тети, — закончил полковник Мерил. — Я в этом убежден.
— Я дам тебе еще одно доказательство, — произнес маркиз.
Он вытащил из небольшого конверта тоненький листок бумаги. Это было то самое письмо, которое Фортуна не читала.
— Это, — сказал маркиз, — страница из дневника моей старой гувернантки. Ее звали Гиллингхэм. Она воспитала Фортуну, которую, как ты только что узнал из письма, оставила ей жена фермера, миссис Гримвуд, уехавшая со всей своей семьей из владений твоего дяди.
— Здесь говорится, — произнес Алистер Мерил, глядя на письмо, которое он только что прочитал, — что Фортуна родилась 27 августа 1801 года. Ты помнишь, кто еще родился в этот день?
— Да, я это очень хорошо помню, — ответил маркиз. — Но послушай, о чем говорится в этой записке. — Он вставил в глаз монокль и, глядя в листок, сказал: — Эта страница помечена 20 сентября 1801 года. Вот что пишет мисс Гиллингхэм: «Дитя хорошо набирает вес на козьем молоке. Сначала я боялась, что девочка умрет, но теперь уверена, что она выживет. У нее выросли волосики странного белого цвета, а глазенки, темно-серые, словно туманы в Ирландии, опушены темными ресницами. За всю свою жизнь я встречала только одного человека, у которого волосы, глаза и ресницы были такого цвета».
