Маккиннес кинул взгляд на руку Малькольма.
— А, я все понял! Ты ни на что не годный отщепенец, мошенник, отвергнутый всеми кланами. Ты предал своих людей!
Маккиннес плюнул себе под ноги.
Малькольм едва не ударил его в ответ на оскорбление. Но Маккиннес был прав. Шрам на тыльной стороне его кисти говорил именно об этом. Он стал изгоем среди шотландцев, лишенным защиты и чести принадлежать к какому-либо клану. Он хуже, чем никто. Но тут уж ничего не поделаешь.
Изумрудные глаза Малькольма буравили лицо пленника.
— Я не присягал в верности ни одному клану. Шотландия, Англия… Не важно, кто заплатил мне, чтобы достать тебя. Лично я делал это исключительно ради удовольствия увидеть тебя на виселице.
— Мерзавец! — завопил Маккиннес, когда Малькольм резко потянул его за руку. И хоть он скрючился, приволакивая раненую ногу, его голос разнесся над верхушками деревьев по всему лесу. — Мерзавец!
Что ж, именно это имя и пришлось взять Малькольму Слейтеру.
— Шотландия? — недоверчиво спросила Серена. — Там же ничего нет, кроме овец и коров.
Сдерживая улыбку, Эрлингтон налил чай.
— Серена… Шотландия — неотъемлемая часть Великобритании, и то, что Британия на первом месте, — в этом есть и ее заслуга.
Она пожала плечами:
— Никак не могу понять, зачем тебя туда посылают.
Эрлингтон говорил размеренно, ровным тоном, взвешивая каждое слово, что было его характерной чертой.
— Война с Францией истощила британскую казну. И чтобы страну не накрыл кризис, парламент ввел еще один налог. Шотландцы жаловались, говоря, что дополнительный налог слишком обременителен для и без того обедневшего народа. Парламент, несмотря на это, остался непреклонным. И вот теперь вся Шотландия охвачена волнениями. Принц-регент попросил меня ослабить англо-шотландские трения, не дать перерасти волнениям в открытый мятеж.
— Но почему должен ехать ты? — спросила она, взяв чашку китайского чая с медом. — Как ты себя чувствуешь? Не надо тебе ездить так далеко, слишком щекотливое и беспокойное задание для тебя одного. Неужели нельзя было отправить кого-нибудь другого?
— Серена, ты же понимаешь. Если тебя просит твой принц, ты не можешь его ослушаться. Откровенно говоря, я даже рад этому поручению. К тому же это говорит о том, что тайный совет все еще верит в мои способности.
Серена увидела тень сожаления на его лице. Она накрыла его руку своей.
— Я верю в тебя, отец. Даже если взбунтуются овцы и коровы, я знаю, ты сумеешь найти компромисс.
На лице Эрлингтона появилась улыбка, когда он подносил дымящуюся чашку к губам.
— Мое дорогое дитя, я надеюсь, когда ты обживешься на новом месте, тебе там понравится.
Обживешься. Серена отставила чашку и беспокойно посмотрела на отца, наморщив лоб.
— Удивляюсь тебе, пап. Что, по-твоему, я буду делать, пока ты будешь взывать к разуму шотландцев?
Он пожал плечами:
— Да что угодно. Шотландия — очень красивая страна, с великолепными пейзажами.
— Ну а потом, когда я обойду все окрестности?
— Что ты имеешь в виду?
— Ну, здесь в Лондоне у меня свой круг общения, друзья, я буду очень по ним скучать.
— Ты самое очаровательное и прелестное творение Бога, с врожденной тягой к общению. Я уверен, ты вмиг обрастешь новыми знакомыми.
— Да, но на это уйдет время. А что мне делать в промежутке?
— Ты сможешь заниматься своей колонкой. Вести ее оттуда.
Серена встала с дивана, обитого мягкой тканью.
— Писать про кого? В Северном нагорье нет общества, нет светского круга, как здесь, в Лондоне. Кто захочет читать о Шотландии? Это ничто, находящееся нигде.
Эрлингтон вздохнул.
— Люди там в основном простые, это правда, зато они умны и очень сердечны. Уверен, они тебе сразу понравятся. И не все они фермеры и пастухи. Многие семьи довольно состоятельны и живут, кстати, в домах, очень похожих на наши.
Серена посмотрела из окна в сад. Мысль поменять оживленный Лондон на провинциальное Северное нагорье угнетала ее. Если она уедет из Лондона надолго, ее карьера колумнистки закончится. За очень короткое время она перейдет из разряда «кто есть кто» в разряд «кто она?».
— Я не хочу ехать, пап. Но я также не хочу оставаться здесь без тебя.
— Малышка! — сказал Эрлингтон, вставая рядом. — Я бы сделал все, чтобы ты была счастлива. Но я не могу. Не в этот раз. — Он положил руки ей на плечи. — Это будет скучная дипломатическая миссия. Тебе нет необходимости ехать. Ты можешь остаться в Лондоне до конца сезона. Я тебе напишу.
Серена слишком болезненно воспринимала все, что касалось отца, и это усилило ее решимость.
— Нет, ничего не хочу слышать об этом. Мое место рядом с тобой. Мы едем вместе.
Отец поцеловал ее в лоб.
— Поездка продлится две недели. Месяц — самое большее. Выезжаем утром.
Он вышел из столовой.
Это не так уж плохо, сказала она самой себе. Четыре недели она вполне может прожить без балов, приемов и удовольствия, получаемого от ведения колонки. Без визитов, флирта, поцелуев. Это ведь совсем просто — поменять скрипку на волынку, а розы — на чертополох.
Не так ли?
В этот вечер трактир «Чертополох и колючка» гудел, как улей. Около дюжины столиков были заняты, а те, кому не хватило места, толпились перед баром. В воздухе стоял запах жареного мяса и немытых тел. Голоса сливались в общий гул. Говорили об одном и том же.
Малькольм Слейтер только что вышел из здания суда в Инвернессе, где получил денежное вознаграждение. Он был изранен, истощен, хотел пить и смыть кровь Маккиннеса с рук. Пища и сон в «Чертополохе и колючке» восстановят его истощенные силы. Он вошел в паб, бросив сначала монетку дежурному конюху и строго наказав задать своему серому Старичку столько сена и овса, сколько он сможет съесть.
Внутри было не протолкнуться, просто яблоку негде упасть. Малькольм пробивал плечами дорогу к бару. С ростом в шесть с половиной футов он был вне конкуренции. В помещении стало еще тише, когда он заказал пинту эля, тушеное мясо и хлеб. А когда приблизился к свободной лавке в конце зала, все разом затихли.
Мужчина в клетчатом пледе клана Камеронов направился к Малькольму.
— Что ты тут делаешь? Негодяям здесь не место.
Малькольм опустил голову, сдерживая раздражение. Он забыл надеть перчатки, которые скрывали позорный шрам.
— Я здесь для того, чтобы поесть и выспаться, друг. Не хочу с тобой ссориться.
— Я тебе не друг. И гостеприимства тебе тут не окажут.
