— Нет, конечно нет, — успокоила его Лайза. — Ты же часто поступал так и раньше. Ты ведь знаешь этого человека, да, Томас? У него большая семья? Я зайду к ним, как только они немного обживутся, — у них, наверное, не так-то много знакомых здесь после стольких лет отсутствия? Как зовут моего нового жильца?
Опять Томас медлил с ответом, и на лице его появилось странное выражение.
— Знаешь, Лайза, оно покажется тебе знакомым, потому что…
Они уже дошли до части дома, отведенной для приемной, и какая-то пожилая дама, видимо, ждавшая аудиенции, встала и поздоровалась с Томасом. Лайзе показалось, что, повернувшись к женщине, он явно почувствовал облегчение.
— Ах, вот и вы, мистер Харкот, — голос дамы был под стать резкости черт ее лица. — Я сижу здесь битый час, дожидаясь, когда вы меня примете, и все это время наблюдаю, как вы вне очереди забираете к себе в кабинет все новых и новых людей. — Она быстро окинула взглядом Лайзу. — Мое время строго ограничено, и я позволю себе настоять, чтобы вы приняли меня немедленно.
— Миссис Беддоуз! — Лайзу позабавило, что в его голосе не было ничего, кроме приятного удивления. — А я и не знал, что вы меня дожидаетесь. Я думал, что наша встреча назначена на более поздний час, но, похоже, я ошибся.
Он повернулся к Лайзе и едва заметно ей подмигнул.
— К сожалению, вынужден откланяться, леди Элизабет. Уверен, вы не хотите, чтобы я причинил новые неудобства одному из моих самых важных и ценных клиентов. Миссис Беддоуз и так потеряла много времени впустую.
Лайза улыбнулась понимающе и с легким кивком все еще недовольной миссис Беддоуз вышла из конторы Стэнхоупа, Финча и Харкота.
У нее были кое-какие мелкие дела в Сити, и к тому времени, как она подъезжала назад к Беркли-сквер, день был уже в полном разгаре. Когда она вышла из ландо, у входа в соседний дом остановился стильный парный двухколесный экипаж, и Лайза замешкалась, с интересом рассматривая сидящего в нем господина.
Должно быть, это их новый жилец, подумала Лайза, и хотя тот был высоким мужчиной, все, что ей удалось рассмотреть, когда он отдал свой хлыст угодливо смотревшему на него ливрейному груму и приготовился выйти наружу, — это элегантную бобровую шапку и высокий по моде воротник утепленного пальто. Он был один. Наверное, его жена была уже дома, хлопоча, чтобы все было готово к приезду ее господина.
Она пошла вперед, чтобы догнать незнакомца, который подходил к дому.
— Извините, сэр, — начала она. — Быть может, я вас чуть задержу…
Фраза повисла в воздухе, когда Лайза уставилась в смятении на красивое лицо, резко обернувшееся к ней. Словно во сне она увидела огонек узнавания в его зеленых глазах, и до боли знакомая улыбка тронула его прекрасно очерченный рот.
— Чад! — Лайза чуть не задохнулась от изумления, и сердце ее бешено заколотилось при звуках его имени, слетевших с ее губ.
— Лайза! — Чад произнес ее имя с не меньшим удивлением, чем она сама. Какое-то время он стоял и смотрел на нее, словно соображая, не галлюцинация ли это, потому что ее лицо неизменно стояло у него перед глазами с тех пор, как он впервые сошел на землю Англии в Портсмуте.
Боже правый, да она стала еще красивей, чем он ее помнил! Шесть лет, прошедшие с того дня, как он видел ее в последний раз, — тогда она отвернулась от него, и даже спина ее, казалось, источала ярость и презрение, — словно еще больше отточили безупречную правильность черт ее лица. Изящные контуры ее стройного легкого тела были все такими же обольстительными, как и прежде, и пока он смотрел на нее, его постепенно охватывало все то же знакомое ощущение, что он беспомощно тонет в глубине ее неповторимых глаз. Как странно, думал он, что на свете есть столько голубоглазых женщин, но ни у одной из них он не встречал столь богатого оттенками фиалкового цвета, густого и свежего; его насыщенность могла меняться в зависимости от того, что таилось в тот момент в ее глазах: искрометное озорство, теплота, от которой просто таяло его сердце, или леденящее презрение.
Дьявол! Чад резко одернул себя. Он прожил столько мучительных месяцев в Индии, пытаясь изгнать из души ее образ. Он окунулся в работу почти с безумной яростью, и результаты, в смысле чувств и финансов, были вполне удовлетворительными. А теперь, полюбуйтесь-ка на него: вот он стоит, стиснув ее руку, и смотрит на нее, разинув рот, как лопоухий мальчишка.
Долговязый олух.
А для Лайзы окружающий мир будто провалился в тартарары от его прикосновения, и неожиданно она осталась с ним наедине — в какой-то особой, несуществующей вселенной. Если б ее спросили, она не смогла бы ответить, как долго они стояли вот так, застыв и как бы растворяясь друг в друге, но наконец она совладала с собой и высвободила свою руку, надеясь, что он не заметит краски, сгустившей ее нежный, тонкий румянец.
Она посмотрела по сторонам — ее почти изумило, что Беркли-сквер казалась абсолютно нормальной, обычной. Не было трубного гласа, и пропасти не разверзлись на уютных дорожках. Лошади и коляски, коты, собаки и прохожие преспокойно продолжали скользить мимо, словно ничего не произошло и мир только что не потрясло до основания невероятное чудо.
Она покачала головой, говоря себе: не выгляди глупо, и опять повернулась к Чаду, стоявшему по-прежнему неподвижно и смотревшему на нее так неотрывно и ошеломленно, как будто он увидел существо из иных миров.
— Лайза, — проговорил он опять, но уже мягче. — Я… я не ожидал увидеть тебя так скоро после… ну, в общем… это все так… так неожиданно…
Он не изменился, подумала Лайза. По крайней мере, не так, чтобы невозможно было его узнать. Черты его лица, и прежде очень индивидуальные, теперь стали почти резкими и жесткими. Его темные волосы чуть посветлели там, где их опалило жаркое солнце Индии, и чистые, ясные, цвета морской волны глаза сверкали ярче на фоне бронзовой кожи. Он выглядел так, будто все это время отъезда из Англии провел в приключениях на южных морях.
— Да, — кивнула Лайза, едва дыша. Ей так хотелось приказать своему пульсу биться ровнее, чтобы покончить с этой нелепой внутренней дрожью. — Удивительней не бывает, но это не совсем случайно. Мы теперь соседи, посмотри… — Она указала на дверь ее собственного дома.
Чад непонимающе посмотрел на нее.
— Да, но я поселился здесь через Томаса Харкота. Конечно, он не мог… — он запнулся. — При всем огромном количестве домов, сдаваемых в Лондоне внаем, — очень странно, что я оказался по соседству с тобой.
Его тон был отрывистым и непонятным, и Лайза глубоко вдохнула, прежде чем заговорить.
