Однако если и имело смысл поддаться внезапному желанию — в чем Дэвид вовсе не был уверен, — то шанс оказался упущенным в тот момент, когда музыка смолкла. Оставалось лишь элегантно поклониться даме в ответ на изящный реверанс.
— Благодарю за танец, милорд, — негромко произнесла мисс Баллистер, и стало ясно, что разговор окончен.
Граф Ренминстер смотрел, как она выходит из зала, должно быть, продолжая тот самый путь, который он прервал, и никак не мог избавиться от ощущения незавершенности.
Хотелось большего.
Хотелось больше слов, больше разговоров.
Хотелось больше самой Сюзанны Баллистер.
Позднее, ночью, произошли два очень странных события.
Первое имело место в спальне Сюзанны Баллистер.
Ей никак не удавалось уснуть.
Многих данное обстоятельство нисколько бы не удивило, однако Сюзанна всегда засыпала мгновенно, едва голова касалась подушки. Раньше, когда они с сестрой спали в одной комнате, Летиция постоянно обижалась: ей хотелось подольше поболтать и посекретничать, однако в ответ доносилось лишь сладкое посапывание.
Даже после измены Клайва Сюзанна спала как убитая. Наверное, только таким способом можно было хоть на время уйти от переживаний и боли, выпавших на долю отвергнутой дебютантки.
Сегодня сон не приходил. Сюзанна лежала на спине (что само по себе странно, поскольку она любила спать на боку), смотрела в потолок и пыталась понять, когда трещина в штукатурке успела принять очертания кролика?
Точнее, об этом она думала всякий раз, как только удавалось отодвинуть на задний план образ лорда Ренминстера. Правда заключалась в том, что уснуть не удавалось из-за воспоминаний о вальсе. Каждое сказанное во время танца слово оживало и наполнялось новым смыслом, а легкая, немного ироничная улыбка отзывалась неожиданным приятным головокружением.
До сих пор не верилось, что она сумела достойно выдержать испытание. Клайв называл старшего брата не иначе как «старик» и считал его высокомерным, нудным, заносчивым, самоуверенным и вообще способным вызвать лишь раздражение. В итоге сложился устрашающий образ; Клайв постарался изобразить брата неприступным.
И все же при встрече она не испугалась. Сумела не только устоять, но и сохранить собственное достоинство.
Сейчас мысли об этом человеке не давали уснуть, однако Сюзанна ничуть не возражала: головокружение от успеха компенсировало потери.
Давно уже не приходилось гордиться собой, и она совсем забыла, насколько это приятно.
Второе странное событие произошло в противоположном конце Лондона, в районе Холборн, перед домом Энн Минивер. Молодая дама тихо жила среди стряпчих и барристеров, работавших неподалеку, в здании «Судебных чинов». Сама она, впрочем, не принадлежала к числу уважаемых юристов. Ее профессию следовало определить иначе. Энн Минивер была любовницей графа Ренминстера.
Сама мисс Минивер не заметила ничего странного. Недоумевал лишь граф. Покинув бал, он приказал кучеру доставить его к хорошо знакомому элегантному дому. Однако, взойдя на крыльцо и подняв руку к медному кольцу, неожиданно для самого себя осознал, что не желает встречи с нежной и страстной подругой. Потребность внезапно улетучилась.
Очень странно.
«Заметили ли вы, как вчера на балу в доме Уортов граф Ренминстер танцевал с мисс Сюзанной Баллистер? Если нет, стыдитесь! Как можно было пропустить эпохальное событие? Все присутствующие только и делали, что обсуждали знаменательный вальс.
Вряд ли можно утверждать, что партнеры вели приятную беседу. Напротив, автору удалось перехватить гневные взгляды и даже довелось услышать резкие слова.
Граф уехал, вскоре после вальса, а мисс Баллистер оставалась в зале еще несколько часов и была замечена танцующей с десятком других джентльменов, после чего покинула бал в обществе родителей и сестры.
Десять джентльменов. Да-да, автору выпала возможность сосчитать. Можно сделать кое-какие выводы, поскольку до приглашения графа число кавалеров равнялось нулю».
Светские заметки леди Уислдаун. 28 января 1814 года
Баллистерам никогда не приходилось беспокоиться о деньгах, но и богатством они не отличались. Как правило, данное обстоятельство ничуть не удручало Сюзанну — острой потребности в нарядах она не испытывала и вовсе не мечтала о дорогих украшениях: единственная нитка жемчуга чудесно гармонировала со всеми платьями. Конечно, от новых сережек она бы не отказалась; просто не видела смысла мечтать о том, что невозможно получить.
И все же существовало на свете чудо, ради которого стоило пожелать семье богатства, знатности и влиятельности.
Этим чудом был театр.
Сюзанна обожала театр. Самозабвенно следила за событиями на сцене, с волнением вдыхала неповторимый аромат зала, с восхищением смотрела на огромную хрустальную люстру, увлеченно хлопала артистам до тех пор, пока не начинали болеть ладони. Театр казался увлекательнее музыкальных вечеров и, конечно, несравнимо интереснее балов и танцев, на которые приходилось ездить несколько раз в неделю.
Проблема заключалась в том, что семья не имела возможности абонировать ложу в каком-нибудь из лучших театров, достойных внимания благородной публики, а сидеть где-то помимо ложи не позволяли светские условности. Приличные молодые леди не должны появляться среди простолюдинов, твердила мать. Из чего следовало, что Сюзанна могла посмотреть пьесу лишь тогда, когда кто-нибудь из знакомых вспоминал о ней и оставлял местечко в своей ложе.
И вот пришла записка от кузенов Шелбурнов. Джеймс и Маргарет приглашали насладиться игрой Эдмунда Кина. Знаменитый актер исполнял роль Шейлока в «Венецианском купце» Шекспира. Сюзанна едва не заплакала от радости. Кин дебютировал в пьесе совсем недавно — всего лишь четыре вечера назад, — но весь бомонд только о нем и говорил. Актера называли великолепным, дерзким, отважным, несравненным. Подобные эпитеты заставляли пламенную поклонницу театра трепетать от нетерпеливого желания побывать на спектакле.
Увы, до сих пор приглашений не поступало. Зато одно за другим сыпались приглашения на большие балы: всем хотелось увидеть реакцию бедняжки на брак Клайва и Харриет. Камерные собрания вниманием не баловали.
Все изменилось в четверг вечером на балу в особняке лорда и леди Уорт.
Наверное, следовало поблагодарить графа Ренминстера. Единственный вальс внезапно вернул ей популярность. После отъезда джентльмена последовало еще девять танцев. Нет, даже десять. Она считала. Десять кавалеров пригласили ее танцевать — на десять больше, чем за три часа, проведенных в зале до встречи с графом.
