— Мы стараемся. — Он не был расположен, терпеть хоть малейший намек на раздражение. Последняя ночь останется в памяти надолго, и ему не хотелось, чтобы оставшееся время было окрашено в желчные тона. — Я оденусь, пока ты принимаешь ванну, а потом принесу морскую карту, которую ты посмотришь после завтрака.
Она заставила себя соблюдать приличия. Она была в глубоком долгу перед ним. И не ссориться же с мужчиной, который доставил ей столько наслаждения и удовольствий, лишь потому, что он не захотел лично доставить ее в Марокко.
— Прости меня, — тихо произнесла она, сунув руки в рукава халата. — Я не хотела вести себя как неблагодарная девчонка.
— Здесь нечего прощать. Ты само совершенство, — галантно возразил он, с облегчением смотря, как она натягивает халат на соблазнительную грудь и шелковистые бедра, пока он окончательно не потерял контроль над собой. — Поскольку мы несколько ограничены во времени, — едва заметно улыбнулся он, — позволь посоветовать тебе искупаться побыстрее.
Как плавно он избегал лишних, ненужных эмоций. Как умело и безукоризненно. Следуя его примеру, она в ответ одарила его столь же любезной улыбкой, завязывая пояс на халате.
— Рассчитываю на твою морскую карту. Двадцать минут пойдет?
Он кивнул:
— Двадцать минут.
Прежде чем войти в ванную комнату, она оглянулась, поскольку не слышала, как закрылась или открылась дверь спальни. Он все еще стоял там, где она его оставила, с поникшим выражением лица, пальцы судорожно сжаты на задвижке двери, плечи напряжены. Когда она обернулась, он внезапно улыбнулся и послал ей воздушный поцелуй. Затем нагнулся, подобрал сапоги и быстро вышел из комнаты.
Каким недоступным выглядел он. Сдержанным, отстраненным. Пока та обманчивая, отвлекающая улыбка не мелькнула на его лице с приобретенной долгой практикой сноровкой. Жаль, что у нее недоставало силы воли, чтобы устоять перед его знаменитым шармом. Но какая женщина могла устоять?
Она убеждала себя, что не будет плакать теперь, когда все кончилось. Плакать в любом случае бесполезно.
Она справится со своей утратой, как зрелая и чувствительная женщина.
Но, войдя в туалетную комнату, она разразилась слезами и бросилась к своей старой няне.
Софи крепко прижала ее к себе, нежно поглаживая спину, нашептывая ей на ухо:
— Ладно, успокойся, моя крошка, скоро тебе станет лучше… просто нужно время. Уйми свои слезы, деточка моя. Тебя ждут лучшие времена. Мы найдем Уилла живым и здоровым, привезем его домой, и вы оба заживете счастливой жизнью.
Если бы только это было правдой. Если бы Софи могла все поправить, как это бывало прежде, думала Элспет, рыдая на плече у нянечки. Но жизнь была не столь простой, как в те времена, когда она была девчонкой. Конфетка, леденец, или просто доброе слово, или, наконец, прогулка верхом на любимом коне прогоняли прочь все ее печали.
И что бы ни говорила Софи, ей вряд ли скоро станет лучше, ибо ее сердце разбито.
А чтобы найти Уилла и доставить его домой живым и здоровым, предстояло предпринять пугающее, отчаянное путешествие — и никаких гарантий успеха.
Она была измотана до предела, на грани нервного срыва. Но слезы не решат ни одной проблемы. И какие бы ручьи слез, она ни пролила, она не обретет уверенности ни в любви Дарли, ни в безопасности Уилла.
Она должна собраться, взять себя в руки. Сделав глубокий вздох, она оторвалась от Софи.
— Довольно слез, — выдавила она из себя подобие улыбки. — Я скоро буду в порядке. Просто я не выспалась.
— Бедная крошка. Да любому видно, как ты устала. Забирайся в эту большущую ванну, — говорила Софи, развязывая пояс халата, — и отдыхай, пока я купаю тебя.
— Он отправляет нас в Марокко на своей яхте. — Простая, декларативная констатация факта, настолько лишенная эмоций, насколько ей удалось самой справиться с волнением. — И со своим секретарем, который будет печься о нашем благополучии.
— Я слышала. — Софи стянула халат с плеч Элспет. — Там, внизу, все уже суетятся по этому поводу.
— Как это мило с его стороны — одолжить нам «Прекрасную Ундину». — Она пыталась сконцентрироваться на позитивных моментах, стараясь сдержать дрожь в голосе.
— Ну да, очень мило. Надеюсь, это хорошая, удобная яхта. Он хорошо все рассчитал, я полагаю, — сказала Софи, ее верхняя губа презрительно кривилась, пока она стаскивала с нее ночную рубашку.
— Не обижайся. Я не ожидала от него даже этого.
— От людей вроде маркиза не стоит ожидать слишком много. Они думают лишь о себе, и только о себе. Я не хочу сказать о неуважении к другим… Все, что они умеют, это делать все, что им хочется. — Софи со злостью швырнула рубашку на кресло, как будто оно было в чем-то виновато.
— В то время как у нас нет этого преимущества.
— Или недостатка, если вы хотите знать мое мнение, — возразила Софи, подливая воду в ванну. — Если ты слишком эгоистичен, ты продаешься дьяволу, так я вижу это.
— Может, и так. — Хотя Элспет внутренне противилась и не хотела слишком критически относиться к Дарли, ведь так много мужчин его толка, из светского общества, было не лучше, а многие вроде ее мужа — хуже. — В любом случае нам надо поторопиться, — заметила она, подходя к ванне, на душе стало чуть спокойнее. Это помогло ей расставить все по своим местам и увидеть реальную перспективу — ведь Дарли был настоящим ангелом по сравнению, например, с лордом Графтоном.
При мысли о своем вспыльчивом и раздражительном супруге Элспет почти физически ощутила прилив облегчения.
Едва они покинут Англию, Графтон не сможет пальцем тронуть ее.
Как же все-таки приятно, когда впереди тебя ждет полная свобода.
— Скажи мне, что Уиллу уже лучше, — попросила она и ступила в воду с клубами горячего пара над ней. Она нуждалась в утешении в связи с полной неопределенностью с судьбой ее брата.
— Он жив и здоров, это точно, — эхом отозвалась Софи. Элспет погрузилась в успокаивающую теплоту воды.
— И мы никогда больше не увидим Графтона.
— Слава тебе, Господи, и всем херувимам на небесах, это так. А теперь подержи-ка волосы повыше, милочка, а то они намокнут. У нас не будет времени высушить их.
Дарли сидел за столом у окна, потягивая свой кофе, когда она вошла в спальню.
Поставив чашку, он поднялся с улыбкой.
— Ты выглядишь посвежевшей. Этот цвет тебе идет. — На ней было простое люстриновое платье каштанового цвета с кружевным полотняным воротничком и манжетами, темный оттенок находился в ярком контрасте с бледной кожей и золотистыми волосами.
