Элспет выглядывала в окошко и махала рукой семейству, стоявшему у парадного подъезда. Затем, откинувшись назад, она усилием воли придала выражению лица хладнокровие, которого отнюдь не ощущала. Уговаривая себя не расплакаться на глазах у секретаря Дарли, она заставила себя перевести мысли на предстоящее путешествие.
— Похоже, у нас сегодня будет хороший попутный ветерок для плавания, — заметил Малькольм, указывая на поднятый штандарт герцога, означавший, что тот находится в своей резиденции. Флаг бодро развевался на ветру на верхушке главного купола здания.
— Да, я вижу. Я как раз думаю о предстоящем плавании, — сказала Элспет, словно речь шла об увеселительной прогулке.
И у нее самой, в ее жизни, все было в полном порядке. Мне кажется, вы из Эдинбурга, — заметила она. — Я частенько бывала там на скачках.
— Мое семейство не увлекается скачками, но я тоже много раз бывал на них с тех пор, как стал работать на маркиза. И на скачках в Эдинбурге тоже, — ответил Малькольм, сочувствуя в душе еще одной отвергнутой и брошенной любовнице Дарли и развлекая ее разговорами по пути в порт.
Может, леди Графтон и брошена, размышлял Малькольм во время этой поездки, но действия и само поведение маркиза наводили на мысль об особенном, каком-то привилегированном к ней отношении. Дарли не только оставил леди Бладсуорт умирать от скуки и злости в Лэнгфорде, но и сам примчался в Лондон, хотя до того неделями почти не вылезал из спальни.
А насчет предложения своей яхты?
Это было беспрецедентно.
Маркиз никогда не допускал присутствия женщин на борту «Прекрасной Ундины».
Леди приносят несчастье в море, постоянно утверждал он.
Дельце явно любопытное, ей-ей.
Будет о чем поразмышлять во время плавания.
Заявив, что ему нужно уладить кое-какие дела, Дарли немедленно покинул родительский дом, где его осыпали упреками, выражая недовольство его отказом сопровождать Элспет, и направился в свое привычное прибежище в «Бруксе». Заядлые игроки и выпивохи наверняка еще оставались там после ночных игрищ и увеселений, а более трезвые головы, проведшие ночь в своих постелях, приходили, чтобы почитать утренние газеты.
Превыше всего ему не хотелось оставаться наедине со своими мыслями.
Ему срочно требовалось отвлечься и развлечься, и сейчас в самый раз придется добрая порция бренди и привычная, уютная обстановка клуба.
И, похоже, так оно и было — едва он переступил порог зала картежников, его встретили приветственными возгласами, на месте был и Чарли Лэмтон с бокалом в руке, махнувший ему рукой со своего кресла у окна.
Ага… жизнь вернулась в свое русло.
— Судя по всему, ты провел спокойную ночь, — заявил Чарли, ткнув пальцем в щегольской наряд Джулиуса и на свой собственный, измятый с вечера костюм.
Джулиус поднял бровь:
— Ну, так ты же наверняка спал здесь же.
— Именно так оно и было. Ранним вечером я попользовался постелью графини Обри, сообщил он с ухмылкой.
— Поскольку ее муж охотился за прекрасной Пердитой Первой, как я могу предположить.
— Именно так. — Виконт приподнял свой бокал. — И графиня нуждалась в утешении.
— Она утешается регулярно и… — в голосе маркиза прозвучали сардонические нотки, — с заметным разнообразием.
— К ее достоинствам можно отнести, ну, скажем… многоопытность и компетентность. Лавинии присущ совершенно, особенный шарм.
— Акробатический шарм.
— Ну конечно. — Чарлз хитро подмигнул. — Она может посрамить любого циркового наездника.
— Лишь бы только еще кони не были впутаны в это дело.
— Только конюшня этого болтуна Стенхопа.
— Ну, ты у меня просто груз с души снял, — пробормотал Джулиус.
— Ты — и душевные муки? — Виконт бросил на друга скептический взгляд.
— С каких это пор?
— Только когда это касается животных, полагаю. Я ведь попурист и люблю просто секс, без извращений. — Маркиз поднял взгляд на подошедшего официанта. — Бутылку бренди, — заказал он, затем бросил вопросительный взгляд на собеседника. Правильно поняв кивок, Дарли поднял два пальца. — Принеси две.
— Ходят сплетни, что ты играл роль затворника в Лэнгфорде, развлекаясь с Амандой. Везет тебе, Френсис Роде так занят — пока он так старательно лижет задницу Питту, ему наплевать на все остальное.
— В делах с Френсисом не нужно много удачи. Он готов лизать задницу любому, лишь бы у него были деньги или власть, а у меня есть и то и другое. — Он небрежно пожал плечами. — В любом случае Аманда вольна принимать собственные решения. Ведь она вдова, а не какая-то там невинная девица.
— Но в таком случае, дружище, — процедил Чарлз, — что за выдающаяся женщина завлекла тебя в город, хотя до этого ты неделями отказывался выбраться из Лэнгфорда? — С Джулиусом это была данность, просто подразумевалось, что здесь должна быть замешана женщина.
— Леди Графтон.
Явно удивленный, виконт вскочил:
— Здесь? В городе? Со своим мерзким мужем?
— Без него. И она была здесь. Она отплывает с утренним отливом. — Дарли говорил намеренно равнодушным тоном, отчетливо произнося каждое слово.
— И куда же?
— В Танжер. Ее брата высадили там еще с несколькими солдатами их полка, заболевшими лихорадкой на пути в Индию.
Чарли ухмыльнулся:
— Я подозреваю, что ей тоже потребовалось утешение.
Маркиз на долю секунды задержался с ответом, подумав, что у Чарли представления об утешении сильно отличались оттого, что реально имело место прошлой ночью в Королевской комнате.
— Называй это, как хочешь, — ответил он, пытаясь сдержать вспышку эмоций, вызванную горячечными воспоминаниями. — Скажу лишь, что оно стоило того, чтобы срочно прискакать в город.
— И когда она вернется?
— Кто знает. — Джулиус чуть пожал плечами.
— В таком случае ты возвращаешься в Лэнгфорд, или Аманда все же разозлилась, когда ты бросил ее в одиночестве?
Маркиз отпил полбокала бренди и выждал момент, пока не ощутил успокаивающее воздействие напитка.
— Ты хочешь сказать, что ты ничего не замечаешь и тебе на все наплевать, когда твоя похоть гонит тебя в Лондон?
— Возможно. Но Аманда всегда готова принять извинения в виде банковского чека для уплаты ее карточных долгов. Она частенько делает слишком высокие ставки в игре.
— Так же, как и ты.
— Ставки не могут быть слишком высокими, если ты можешь себе позволить их.
— И если твой папочка солидарен с тобой и не осуждает тебя.
— Папочка в молодости вел столь же лихую жизнь. Кто, как не он, всегда поймет меня?
