— Или все же притворяешься?
— Пожалуй, я передумал относительно твоего дорогого супруга. Я лучше…
А потом его голова свесилась набок, и Розамунде пришлось напрячь все свои силы, чтобы ногой распахнуть дверь, ввалиться в комнату и доволочь Люка до массивной кровати темного дерева. Ничком рухнув на покрывало вместе со своей ношей, она почувствовала не просто страх — ужас.
Он может умереть!
Она взглянула на свои руки. Они дрожали. О жуткой перспективе она поразмыслит через час, не раньше. А теперь нужно действовать!
Но он действительно может умереть. Розамунда едва не зарыдала в голос.
Она попыталась собрать свою волю в кулак. Необходима холодная вода и полотенца. Спрыгнув с кровати, Розамунда устремилась к шнурку, которым вызывали слуг, и остановилась, вспомнив, что герцогине влажный компресс доставлял крайне неприятные ощущения. Новоиспеченная сиделка тронула лоб больного. Он был сухим и прохладным, как ее собственный. Розамунда с изрядным трудом вытащила из-под массивной фигуры герцога одеяло, взгромоздила его ноги на кровать и укрыла. Его веки дрогнули.
— Ата… — простонал он. Розамунда вскочила.
— Все в порядке. Я найду помощь.
И, позабыв о шнурках и звонках, ринулась по бесконечным лестницам в глубь дома. Кто-то же должен был в нем остаться! Она не впервые была одна, но в первый раз в жизни ей было так страшно. Дикая, первобытная паника охватила ее всю — от макушки до кончиков пальцев.
Великолепная Грейс Шеффи встретила ее на кухне. В руках графиня держала серебряный поднос с чайным сервизом. Никогда еще Розамунда не была так рада видеть соперницу.
Слабости, сущ., мн. ч. Определенные первобытные силы деспотичной особи женского пола, с помощью которых она удерживает господство над особью мужского пола своего вида, заставляя его выполнять ее желания и парализуя его бунтарскую энергию.
А. Бирс. Словарь Сатаны
Нет ничего хуже, стараться не потерять сознание, когда тебя обволакивает сон или опутывают прочные нити блаженного забытья. Так легко поддаться слабости и отправиться туда, где тебе обещаны мир и покой.
Но что-то тревожило Люка, настойчиво не позволяя сдаться. У него в ушах звучал перепуганный голосок: «Он делает больно! Больно! Только не говори Люку!» И он вернулся в свое тело. Ощущения были отвратительными. Создавалось впечатление, что батальоны муравьев занимаются боевыми искусствами на его конечностях. Он задрожал и мог бы поклясться, что даже зубы у него зашатались. Он чувствовал себя хуже, чем зеленый салажонок в свой первый шторм, и был столь же неловким.
А ведь он отвечал за бабушку. За Розамунду. Черт побери, за всех вдов.
Застонав, он вспомнил безумное обещание, вырванное у него бабушкой, — жениться и произвести на свет наследника. Проклятие! Он никогда не сможет его исполнить. Ну, первое не было таким уж невероятным, но второе… Единственная женщина, о которой он мог бы подумать без отвращения как о жене, не была бы одобрена высокородной герцогиней.
В его измученный мозг вплыл низкий мелодичный голос. Он говорил что-то правильное и доброе. Быть может, если держаться за него, удастся не соскользнуть в забытье?
Перед мысленным взором Люка промелькнул образ Роджера Сент-Обина. Его пресыщенный кузен — троюродный или четвероюродный — был следующим в списке претендентов на герцогский титул. Люк никогда всерьез не рассматривал возможность своей смерти раньше бабушки. Он будет проклят навеки, если позволит этому женоподобному бездельнику завладеть состоянием и заточить бабушку в какую-нибудь вдовью развалину, расположенную на краю земли, да еще с нищенским содержанием. В последний раз он встречался с кузеном, когда тому было пятнадцать лет. Юный хлыщ своими выходками довел-таки своего слабовольного отца до могилы. Перед тем как закончился один из самых долгих дней в его жизни, Люк мимолетно удивился абсурдности своих последних мыслей на этой земле. Почему-то на пороге небытия ему вспомнился никчемный дальний родственник, а не обаятельная Розамунда Берд в пароксизме страсти. Очевидно, у Всевышнего больше чувства юмора, чем он раньше считал. Тогда, возможно, и для его души еще не все потеряно.
Мягкое забытье поглотило его, несмотря на отчаянные попытки удержаться на поверхности.
Люк проснулся, совершенно сбитый с толку. Он понятия не имел, сколько спал — час или две недели. Он даже не понял, где находится, и всем сердцем пожелал, чтобы в руках немедленно появилась свеча, поскольку ничего не мог рассмотреть в окружающей его кромешной тьме. Выругавшись, он нащупал прикроватный столик, убедился, что ноги его слушаются, спустил их с кровати и попытался встать. Голова закружилась так сильно, что он был вынужден снова сесть.
— Люк, — прошептал хриплый женский голос совсем рядом с ним.
Он пошарил вокруг — никого.
— Розамунда?.. — сипло спросил он.
— Слава Богу, — прошептала она. Он почувствовал, что край кровати прогнулся под ее тяжестью. Женщина села рядом и взяла его за руку.
— Как долго я был…
— Около двух дней.
— Ата… — Его сердце ухнуло куда-то вниз.
— Ей намного лучше, — сказала Розамунда. — Я только что от нее. Теперь мы все беспокоимся о тебе. Несколько раз приходил доктор. Ты все время дрожал, но лихорадки не было.
— Ты все время была со мной. — Это был не вопрос, а констатация факта. Ответ Люк и без того знал. У него снова закружилась голова, и он бессильно откинулся на подушки.
Розамунда тронула лоб больного.
— Кажется, ты говорила, что плохая сиделка.
— Так и есть. До тебя я ухаживала только за одним больным, но он умер.
Ее жалкий муж. Люк с радостью засмеялся бы, если бы был в силах. Он чувствовал себя так, словно побывал в адском пламени, опалившем каждую частичку его кожи. Он потянулся за стаканом с водой, который всегда стоял на прикроватном столике.
— Вот он, — мягко сказала сиделка и вложила в его руку стакан.
Герцог выпил воду жадными глотками.
— Зажги, пожалуйста, свечу, — попросил он.
В комнате повисла гнетущая тишина. Такое обманчивое спокойствие впивается в мозг острыми когтями.
— Розамунда? — Почему она не выполняет его просьбу? Почему не хочет откинуть густую вуаль ночи?
Почувствовав слабое дуновение воздуха, Люк инстинктивно протянул руку и схватил женщину за запястье.
— Розамунда, в чем дело?
— Люк, закрой, пожалуйста, глаза. Я совсем забыла. — В ее словах звучала откровенная паника. — Доктор… Он сказал, что тебе необходимо закрывать глаза, потому что они будут слишком чувствительны к свету.
