— Только осенью я наконец смогла подготовиться и приступить к своему плану.
— Вы сами все это начали?
— Естественно. Это была моя идея, но он был рад мне услужить. Вы в этом сомневаетесь?
— Нет.
В Айвстоне вдруг проявилась какая-то первобытная свирепость, что для Пенелопы явилось полной неожиданностью. Один сюрприз за другим. Как правило, она не любила сюрпризы, но в данном случае это доставило ей истинное наслаждение.
— Все собирались на охоту, понимаете? — сказала она почти шепотом, глядя ему в глаза. — У нас было много гостей. Все уже были в поле. Собак выпустили, конюшня опустела. Только представьте, вся конюшня в нашем распоряжении — это решило все. Я подошла к нему. Он сразу понял, чего я хочу.
— Да, — сказал Айвстон, в глазах плясало синее пламя.
— Мы уединились на куче сена, и он поцеловал меня очень нежно и осторожно.
— Один раз.
— Нет. Мы целовались с полудня до вечера. Солнечный свет играл на соломинках, отражаясь золотом на его коже. Я распахнула рубашку у него на груди и начала целовать шею, там, где находится впадинка. Мне нравилось целовать ее, ибо в этом была какая-то примитивная привлекательность.
Айвстон резко откинул голову назад.
— Полдня напролет? Вы провели полдня с конюхом, наемным работником вашего отца? И вы только целовались? Несколько часов подряд?
— Он прекрасно целовался. Поцелуи могут творить чудеса.
Айвстон коротко кивнул, и тут же его взгляд заскользил по ее лицу. У нее было ощущение, что он осыпает ее поцелуями, не касаясь кожи, но трогая сердце.
— Зачем вы это сделали? — тихо спросил он.
— Это был мой день рождения, и мне хотелось чего-нибудь необычного. Пришло время испытать поцелуй мужчины, а я придумала, как это осуществить.
Айвстон подался вперед, и ей стоило немалых усилий, чтобы не отклониться назад. Она с легкостью могла манипулировать конюхом. Но лорд Айвстон не конюх.
— Вы все планируете, чтобы добиться своей цели, Пенелопа? Что бы это ни было? Даже если вы хотите получить мужа?
— Несомненно, — ответила она. — Мне нравится получать то, что хочется. А как иначе это можно сделать, если не продумать все заранее?
— И вы всегда знаете; чего хотите?
Она знает. Или ей казалось, что знает. Но их противостояние, которое возникло из ничего и сейчас подходило к концу, каким-то непонятным ей образом все изменило. Но Пенелопе не нравилось, когда ее тщательно продуманные планы подвергались изменениям.
— Кому, как не вам, знать, чего я хочу, — ответила она. — Я хочу замуж. Вас это удивляет?
— Нет, не удивляет, — согласился он. — Но мало что объясняет. Все женщины стремятся выйти замуж.
— А все мужчины хотят этого избежать, создавая женщинам препятствия, которые приходится преодолевать.
— Думаю, вы, мисс Прествик, не боитесь трудностей.
— Благодарю, лорд Айвстон.
— Но мне бы хотелось знать, чему еще вас научил конюх, помимо поцелуев. Обычно поцелуи в течение нескольких часов заканчиваются…
— Ничем не заканчиваются, если женщина этого не захочет. А в мои планы это не входило, уверяю вас. К тому же он был всего лишь конюхом моего отца. Разве мог он преступить границу, разделяющую нас? Нет, не мог. Я выбирала мужчину очень тщательно, лорд Айвстон. Я вообще все взвешиваю, прежде чем приступить к действиям.
— В этом я не сомневаюсь, мисс Прествик. Но вот что интересно. Сможете ли вы устоять перед мужчиной, который более искушен в поцелуях, чем конюх из отдаленного поместья? — парировал он.
— Не такое уж оно отдаленное, — ответила она.
— Только эта часть вопроса задела вас за живое? Интересно, — сказал он с подобием язвительной усмешки, причем слабым подобием, ибо губы его едва заметно искривились. — Значит, в остальном мое предложение вас устраивает? Это так любезно с вашей стороны.
— Какое предложение? Я не понимаю, о чем вы говорите, лорд Айвстон, хотя уже начинаю к этому привыкать.
— По-моему, все предельно ясно, — приятным мягким голосом сказал он. Но только голос был приятным. Хищный блеск его глаз говорил совсем о другом. — Я предлагаю вам провести со мной некоторое время, скажем, с полудня до вечера. Мы будем целоваться и посмотрим, что из этого выйдет. Мне хотелось бы убедиться, что я по крайней мере так же хорош, как конюх из поместья, не важно, насколько отдаленного. Он все еще в Тимперли, кстати? Признаюсь, он вызывает у меня некоторое любопытство, принимая во внимание пари, из которого следует, что я женюсь на вас, и ставку вашего брата на то, что вы выйдете замуж за Иденхема. Если помните, мы собирались обсудить именно это. И поскольку я не предполагал, что окажусь в таком глупом положении, мне хотелось бы получить некоторую компенсацию. Думаю, такая мелочь, как шанс превзойти конюха в искусстве поцелуев, меня устроит. Надеюсь, вы согласны дать мне этот шанс? Да вы только выиграете от этого.
— Каким образом?
На самом деле она сказала первое, что пришло в голову. Пенелопа соображала с трудом, мысли путались. Айвстон казался безумным. Она не собиралась его больше целовать. И не собиралась признавать себя виноватой за пари относительно Иденхема. Это была идея Софии, которая на тот момент показалась Пенелопе вполне логичной. Пытаясь таким способом отпугнуть Айвстона, она и помыслить не могла, что он разозлится, и теперь идея двух противоречивых пари представлялась ей необдуманной, если не сказать больше, причем эффект оказался совершенно противоположным.
— Простите? — вежливо поинтересовался он с видом невинного младенца, как будто и не предлагал ей ужасающе неприличные вещи.
Одно дело, когда она сама решила провести полдня, практикуясь в поцелуях, и совсем другое, когда маркиз предлагает ей с той же целью провести несколько часов с ним. Она делала это ради своего будущего мужа, желательно Иденхема. Не ради себя. Хотя, надо признаться, это было довольно приятно. Она сама не ожидала, что испытает такое удовольствие. Испугавшись этого, она позаботилась о том, чтобы на следующий день конюха уволили. Было бы только хуже, если бы он каждый день путался под ногами. Ей бы пришлось бороться с соблазном. Чувства вины она не испытывала. Снабдив его приличной суммой денег, Пенелопа предложила ему отправиться на почтовой карете по Холихед-роуд в Шрусбери, куда он благополучно добрался и нашел работу. Она всегда все взвешивала и тщательно обдумывала, прежде чем что-то предпринять. Так считала она сама, ведь никто другой не мог ей этого сказать. Никто ничего об этом не знал. Кроме лорда Айвстона. Но ведь он не проговорится?
А вдруг?
