— Ты не танцуешь, а ползешь, как телега, груженная бочками с рыбой! — в раздражении вскричала как-то маркиза, когда они уже второй час отрабатывали некоторые особенно не удававшиеся девушке движения. — Надо двигаться грациозно, а не переваливаться!
Оскорбленная до глубины души, Летти потеряла голову, как всегда с ней бывает, когда задеты ее чувства, и в ответ выпалила не менее оскорбительные для маркизы слова:
— А вы, видно, неоднократно имели дело с телегами, гружеными бочками с рыбой, раз имеете о них такое превосходное представление!
После этих слов, услышанных во всех уголках дома, все семейство окаменело в ожидании неминуемого скандала. Миссис Тернер успела даже представить за эти короткие несколько секунд, какая судьба ожидает их, после того, как Виолетта своими сказанными в горячке словами погубила репутацию их многоуважаемой семьи.
Но маркизе настолько пришлась по душе безрассудность подопечной, что она расхохоталась и заявила, что девушка, безусловно, вызовет фурор в свете, и среди серых и скучных девиц будет блистать своей страстностью и остроумием.
— Это не значит, что тебе не надо трудиться, отрабатывая свою походку! Даже алмаз нужно огранить, прежде чем он засверкает во всем великолепии, — веско закончила она, но потом подумала и добавила, театрально выставив руку перед собой, — Признаю, фраза банальная, но сколько в ней безграничной мудрости!
Когда я наведывалась в Оурунсби, то только и слышала о том, что в тот знаменательный день, когда Летти представят ко двору, она станет "открытием сезона". Но накануне отъезда леди Грэдфил нанесла подопечной сокрушительный удар, обнаружив у нее недостаточно тонкую талию. Возмущению маркизы и обидам Виолетты не было предела. В срочном порядке было приказано сшить для нее новые корсеты, и затягивать тело девушки так, чтобы шнурки лопались от натуги. А ее саму держать на хлебе, воде, вареной морковке и, согласно строжайшей инструкции, оставленной маркизой, на маленьком, очень маленьком кусочке холодного мяса.
В конце концов, когда леди Грэдфил покинула гостеприимный Гаден-Роуз, Летти выразила огромную надежду, что ее отец все-таки сумеет уговорить дорогих дядюшек и тетушек, чтобы она дебютировала под их покровительством. И Летти зашла так далеко, что даже пообещала ради любимых ее сердцу кузин не присутствовать на паре балов, предоставив, таким образом, девушкам шанс обзавестись мужьями.
Одним вечерком нам с Сибил удалось вырваться от всевидящего ока маркизы, и мы прогулялись с ней до утиного пруда, где договорились встретиться с Рэем. Он уже ждал нас и молча присоединился к нашей компании. Втроем мы направились вдоль пруда к навесному мосту, радугой перекинутому через воду.
Слава богу, что присутствие кавалера лишало нас удовольствия выслушивать пламенные дифирамбы майора Коулби. Мы прошли мимо троицы старичков, приветливо кивнув им. Старина Томас, поглощенный мыслями о ревматизме не заметил нас, впрочем, он редко что замечал вокруг себя, если дело не касалось всяких приятных его сердцу болезней. Майор Коулби ревностно оглядел Рэя, но, как и подобает бывшему секретному агенту, тут же овладел собой, скрыв свои чувства за маской холодности и равнодушия, и ответил нам джентльменским поклоном. Зато бедняга сумасшедший-Чарли при виде нас радовался за троих. Он широко заулыбался, обнажая редкий ряд почерневших от табака зубов, и замахал нам обеими руками, растопырив пальцы. Но, вдруг заметив, что Коулби не выказывает нам обычного радушия, с силой заехал ему локтем под ребра и с возмущенным возгласом "мисс Рид" стал тыкать в нас пальцем до тех пор, пока тот вымученно не улыбнулся.
Я шла немного впереди и увлеченно бросала уткам крошки хлеба, который неизменно брала с собой, приходя сюда. Через пару минут я разбросала практически все угощение, а другой причины держаться в стороне от парочки и дать им немного побыть вдвоем, у меня не было. Я стала экономно крошить оставшийся кусочек. Уткам эта резкая перемена не понравилась, и они затеяли кутерьму, нагло вытягивая шеи в поисках крошек и налетая друг на друга.
Но парочка не заметила разыгравшегося побоища. Хотя они шли, не разговаривая, даже не посвященному человеку было заметно, как они поглощены друг другом. Расстояние между ними было позволительное, и если бы какая-нибудь степенная матрона увидела их сейчас, то совершенно расстроилась бы, не найдя абсолютно ничего неприличного в их поведении. Однако я успела уловить, как в момент встречи его красноватая, огрубелая от работы ладонь обвила ее мягкую ладошку, полностью утонувшую в ней, и на краткий миг сжала, с неожиданной и от того еще более удивительной нежностью.
Мы подошли к мостику и облокотились о невысокие перила. За это время я не слышала от нашего кавалера ни единого слова, хотя не сомневалась, что ни Сибил, ни он сам не находят в этом ничего странного. Мне, разумеется, хотелось бы услышать рассказ о его посещении замка и новости о мистере Лемуэле. Я сгорала от нетерпения, но понимала, что если я буду торопить Рэя, то вообще ничего не добьюсь. Наконец, после недолгого любования кувшинками, росшими в зеленых зарослях плавуна под самым мостом и вдоль берега, он заговорил. Но к моей досаде, он и тут оказался немногословным:
— Бил сказал, есть один больной старик по имени Лемуэл, которого он знает.
— И… — не выдержала я, когда пауза затянулась. — Чем он болен? Тяжело? Он при смерти?
— У него гнойник под зубом.
— Какой гнойник? Где? — не поняла я.
— Под зубом, — терпеливо пояснил он. — Десна нарывает. Щека раздулась.
— Понимаю… точнее не понимаю. Когда мы виделись с ним в последний раз, он уже болел, но признаков флюса не было. Скорее, это была сильнейшая простуда, и его лихорадило.
Рэй только пожал плечами.
— Может быть, это не твой знакомый? — предположила Сибил.
— Других больных с таким именем Стоун не знает.
— А что-нибудь еще он тебе сказал о старике?
— В начале лета отправляли его в Чейзмор к зубодеру. Но тот через день приехал. Все с гнойником. Теперь поедет в Солсбери.
— Это не он, Сиб. Точно.
Я уже была абсолютно уверена в этом. Снова всколыхнулись мучившие меня переживания. Я впала в мрачное состояние и уже не замечала, что Сибил пытается меня поддержать. Но, по крайней мере, обнадеживало то, что никакого Лемуэла в замке не хоронили.
В задумчивости я не услышала, как Рэй задал мне вопрос. Ему пришлось повторить дважды прежде чем я опомнилась:
— Зачем ты туда ходишь?
— Куда?
Он угрюмо посмотрел на меня, и под его взглядом я уверилась, что бестолковее меня нет никого в целом мире.
