Флорис и Адриан растерянно переглядывались. Они начали отдавать себе отчет в том, что имеют дело с опытным противником.
Никто не обращал на них внимания. Кабинет теперь напоминал проходной двор, и народу собралось, словно на ярмарке. Все входили, выходили, бегали, переговаривались, высказывали свое мнение, спорили и вели себя так, будто были дома, а не в королевских покоях. Вокруг стоял шум и гам, а король пребывал в прекрасном расположении духа. В других обстоятельствах он бы рассердился, но сейчас вся эта суматоха устраивала его как нельзя лучше.
— Граф де Вильнев и вы, маркиз Портжуа, вы будете сопровождать меня. Я назначаю вас моими адъютантами, — сказал Людовик, подходя к своим протеже. — Мадемуазель де Вильнев могла бы жить в Версале и служить ее величеству…
— О да, ваше величество! — бесцеремонно прервала его Батистина.
— Но, учитывая ее юный возраст, мы считаем, что будет предпочтительнее, чтобы она дождалась вашего возвращения в ваших владениях, господа, — продолжал король, делая вид, что не слышал слов Батистины.
— Все будет исполнено в соответствии с вашим повелением, ваше величество! — поспешно вставил Флорис, дерзко ухмыляясь. Желание Людовика в точности совпадало с его собственным, поэтому он и был так доволен. — Уй! — подскочил он от боли. Не помнившая себя от злости Батистина отдавила ему ногу каблуком. Он счел благоразумным немедленно ретироваться и держаться от маленькой злючки подальше.
— Ваше величество! Я могла бы прекрасно начать служить ее величеству королеве… — воскликнула Батистина, тщательно подбирая слова и обращаясь к королю.
Король схватил Батистину за руку. Он воспользовался всеобщей сумятицей и увлек ее к окну. Он принялся барабанить пальцами по стеклу, выстукивая какой-то марш, чтобы любопытные уши не могли подслушать их разговор.
— Мое сердечко, замолчи, прошу тебя! Мое сердечко, я тебя обожаю! Ах, маленькая мятежница! Пойми же, наконец, что как только я вернусь, ты тотчас же выйдешь замуж и будешь принадлежать мне… Только мне… Я тебя люблю. Неужели ты еще не поняла? — прошептал король.
— О да, Людовик, я тоже вас люблю, но… — так же тихо прошептала Батистина.
В бархатистых глазах сверкнула молния.
— Ты меня любишь, мое сердечко! А… маркиза Портжуа?
— Ах, этот противный Флорис! Я его ненавижу! Презираю! — повысила голос Батистина.
— Тихо! Тихо! Прекрасно! Вот и прекрасно! А теперь уходи и помни обо мне! — сказал король с довольной улыбкой.
Батистина помрачнела, обиженно надулась и небрежно присела в реверансе. Людовик отвернулся, еле сдерживая смех. Он сказал правду: она действительно свела его с ума, эта девчонка.
— Граф де Вильнев, маркиз де Портжуа, проводите мадемуазель де Вильнев к карете. Пусть она возвращается в Мортфонтен. А вы поднимайтесь обратно и ждите наших дальнейших распоряжений.
Адриан и Флорис поклонились.
— Когда мы отправляемся, сир? — спросил маркиз д’Арженсон.
— Завтра на рассвете! — ответил хрипловатый голос короля.
К вящему удивлению братьев, Батистина покорно последовала за ними. Она молчала и, казалось, погрузилась в мечты.
«Должно быть, король воззвал к ее разуму и она смирилась», — рассуждал Адриан.
«Надеюсь, наш «жеребец» сдержит слово!» — думал в эту минуту Флорис.
— О! Флорис! Мой Флорис! Дорррогой дррруг! — закричали хором две польские дамы, прогуливавшиеся вместе с другими фрейлинами по Зеркальной галерее.
— Дорогая Филиппа! Дорогая Генриетта! Как я рад видеть вас при дворе! — немного смущенно из-за присутствия Батистины ответил на столь нежные приветствия Флорис. — Хм-хм… разрешите представить вам мою кузину, мадемуазель Батистину де Вильнев-Карамей, — продолжал Флорис.
— Почтем за честь, дорррогая! — опять хором воскликнули дамы.
— Я тоже почту за честь, дорррогие! — передразнила их Батистина.
Флорис грозно взглянул на маленькую проказницу, но она сделала вид, что не заметила его взгляда.
Адриан еле сдержался, чтобы не расплыться в улыбке до ушей.
— Ах, дорогой Флорис, мне надо рассказать вам так много интересного. Это будет долгий ррразговоррр, и обязательно наедине, — зашептала Филиппа, упрямо удерживая Флориса за руку.
— Это доставит мне огромное удовольствие, сударыня. Всегда приятно встречать старых… друзей, — сказал Флорис, все более и более приходя в смущение от ехидного хихиканья Батистины, которая даже не давала себе труда сдерживаться.
— Когда вы покинули Петербург, Филиппа? — спросил маркиз, отведя молодую польку чуть в сторону.
— Дорогой Флорис, мы покинули Россию три месяца назад. Мы ехали очень медленно и остановились передохнуть в доме нашего отца в Ковно.
— Как чувствует себя многоуважаемый воевода? — счел себя обязанным осведомиться Флорис.
— О да, дорогой папа чувствует себя хорошо. Мы прибыли сюда с Генриеттой, имея при себе рекомендательное письмо ее величества царицы Елизаветы. Она просила для нас мест фрейлин при ее величестве королеве Франции.
Батистина готова была поклясться, что Флорис вздрогнул при слове «царица».
— Вы себе представить не можете, как мы рады вновь увидеть вас живыми! — не унималась Филиппа. — Ведь все считали, что вы погибли… О, Флорис! Царица так плакала после вашего исчезновения! Бедняжка тогда словно с ума сошла! Она приказала искать вас повсюду… Она обвиняла всех и вся, даже своего канцлера Воронцова и вашего посла господина де Шетарди… Она бросила парик и в отчаянии рвала на себе волосы… Дорогой Флорис, царррица будет так счастлива увидеть вас вновь.
Флорис покачнулся. Он побледнел как смерть и был вынужден опереться на серебряную кадку, где росло апельсиновое деревце.
— Не думаю, Филиппа, что я когда-нибудь удостоюсь чести вновь увидеть ее величество императрицу России, — тихо прошептал он; Батистина и молодая полька едва расслышали его слова.
— О, нет, сударь, вам всего лишь потребуется вернуться в Петербург, а это не так уж далеко! Пока же мы будем видеться с вами каждый день, — настаивала Филиппа, лукаво поглядывая на Флориса.
— Бесстыдство этой распутницы просто невероятно! — процедила сквозь зубы Батистина и посмотрела на польку испепеляющим взглядом.
Взволнованный Флорис ничего не замечал.
— Филиппа, вы настоящий друг, вы не представляете, какую радость вы доставили мне своими словами. Я надеюсь от всего сердца, что вскоре вас увижу, но завтра на рассвете мы отбываем в действующую армию. Простите меня великодушно.
— Да, да, мой дорррогой…
