Флорис и Адриан против воли улыбнулись. Их Возлюбленный ничуть не изменился. Его тайная служба так же, как и его великолепная память, была, как всегда, безупречна.
— Моя шпага всегда к услугам вашего величества! — сказал Флорис, поднимаясь с колена.
— Ах да, кстати! Поговорим-ка о твоей шпаге, дорогой маркиз Портжуа! — вдруг воскликнул король. — У меня есть к тебе одна-единственная просьба! Нет, даже не просьба, а королевский приказ! Перестань пугать моих несчастных подданных! Не дерись на дуэлях на каждом углу! И не вызывай на дуэль каждого, кто тебе не понравится!
— О, сир! — запротестовал Флорис, возводя глаза к небу и принимая вид невинного ангела.
— Твоя беспримерная отвага мне хорошо известна, и я очень дорожу тобой! Но, черт побери, не передуши всех женихов мадемуазель де Вильнев! Подойдите же, мадемуазель, теперь пришел ваш черед… — сказал король, принимая еще более равнодушный и холодный вид, чем был у него тогда, когда братья и сестра вошли в кабинет, ибо он явно был смущен тем, что теперь предстоит беседовать с Батистиной.
«Уф! Наконец-то! Не слишком-то он торопился!» — мелькнула у нее дерзкая мысль.
Батистина ограничилась тем, что лишь слегка согнула колени. Король не смог сдержать улыбку. Он уже начал понемногу узнавать Батистину и почти угадал ее мысли.
— Вы, мадемуазель де Вильнев, зачислены в штат фрейлин ее величества королевы. Ваша сестра, граф, не может находиться в Версале, будучи девицей. Итак, мы желаем выдать ее замуж за какого-нибудь достойного человека. Господа, вы свободны! Мы желаем поговорить наедине с мадемуазель де Вильнев, без свидетелей, ибо считаем себя в некотором роде ее опекуном, — сказал король более хриплым, чем обычно, голосом и отвернулся, чтобы скрыть краску, внезапно залившую его лицо.
Братьям стало ясно, что их просто выставляют вон. Аудиенция закончилась. Адриан заколебался. Король отсутствующим взглядом смотрел куда-то в окно. Делать было нечего, оставалось только откланяться и удалиться, беспрестанно благодаря августейшего друга за его доброту и милость.
— Простите меня, ваше величество, но я должен сообщить вам нечто очень важное, ибо речь идет о моей чести и о данном мной слове… — выступил вперед Флорис, не проявляя ни малейших признаков смущения.
Король резко обернулся. Он был изумлен, почти потрясен. Никогда никто из придворных, сколь бы высокий пост он ни занимал, не осмеливался обратиться к нему после того, как Людовик давал понять, что аудиенция окончена.
— Что такое, сударь? — высокомерно осведомился король.
— Сир, я дал слово графу Амедею де Вильнев-Карамей жениться на его дочери. Это было в Пекине, граф лежал на смертном одре. Вы же знаете, Батистина мне не сестра… — спокойно промолвил Флорис, глядя королю прямо в глаза.
Адриан испугался за брата. Король, несмотря на все свое самообладание, вздрогнул. Он сделал несколько шагов по направлению к Флорису и посмотрел на Батистину. В карих бархатных глазах был прямой вопрос, почти мольба.
— Нет, нет, нет! Я не хочу выходить за него замуж! Никогда, никогда, никогда! — яростно завопила Батистина, топая ножкой.
— Я должен считать себя счастливцем, что другие благородные семейства не столь беспокойны, ветрены и неугомонны, как семейство Вильнев-Карамей! А если бы дело обстояло иначе, мне пришлось бы всю жизнь улаживать их семейные проблемы! — сухо заметил король, направляясь в свои личные покои. Он открыл потайную дверь.
— Следуй за мной, несносный маркиз Портжуа, а вы оба не двигайтесь с места! — приказал король, бросив суровый взгляд на Батистину и Адриана.
— Сир, умоляю вас… Я его презираю, я его ненавижу! Я не хочу выходить за него замуж! Какое мне дело до его клятвы! — молила Батистина.
Король с нежностью посмотрел на золотистую головку. Он улыбнулся и закрыл дверь.
— О, Адриан! Адриан! Я так несчастна! — причитала Батистина, бросаясь в объятия старшего брата.
— Успокойся, дорогая сестренка! Успокойся! Ну, открой мне свое сердце, скажи правду… моя малютка… ты любишь короля и… он любит тебя, не так ли? — спросил Адриан. Он решил во что бы то ни стало узнать тайну девичьего сердечка, чтобы потом иметь возможность защитить девушку.
— Да! — выдохнула Батистина, глотая слезы.
— А, так, значит, ты не любишь твоего жениха, господина дю Роше?
— Нет, я по-прежнему люблю Жеодара, — всхлипывала Батистина.
— Я… Я не понимаю, — растерянно протянул Адриан. — Кого же ты любишь, короля или Жеодара?
— О да, да, и я… еще люблю Эрнодана, даже если бываю с ним жестока!
— Что? Как? Батистина, но это же невозможно! Нельзя любить троих мужчин одновременно! — возразил Адриан.
— Я ничего не могу поделать, но это так и есть! Я сказала тебе правду, — промолвила Батистина, утирая слезы.
Адриан почувствовал, что его обдало жаром.
— Так ты ее любишь? — сразу взял быка за рога король, входя в маленький будуар.
— Я… не знаю, ваше величество, — мрачно ответил Флорис.
— Друг мой, ты, кажется, забыл, что, войдя в эту дверь, мы становимся равными…
— Почти равными… — прервал его Флорис с дерзкой улыбкой. Его зеленые глаза сверкали.
— Хм! Черт побери, не пользуйся случаем, чтобы продемонстрировать твою обычную наглость! Будь откровенен! Я сейчас откровенен, как никогда! — сказал король. Он подошел к камину и подвел красивые бронзовые часы.
Флорис уселся и глубоко задумался. Он скрестил ноги и с нежностью посмотрел на Людовика.
— Я буду с вами честен, сир! Я не знаю, люблю ли я ее… Но она приводит меня в замешательство… смущает… будит во мне нежность…
— И меня тоже! — сказал король, поворачиваясь и пристально вглядываясь в лицо Флориса.
— Но… я и в самом деле дал ее отцу мое слово дворянина жениться на ней!
— Почему умирающий граф де Вильнев заставил тебя дать такую странную клятву? — спросил король, проведя рукой по высокому красивому лбу.
— Я никогда этого не узнаю, сир. Что происходило в измученной душе графа перед смертью? Казалось, он испытывал угрызения совести за свою путаную жизнь, и он очень боялся, как бы кто-нибудь не узнал о происхождении Батистины, о том, кто ее мать. Сначала я отказался… Но тогда граф прибег к настоящему шантажу: «Я дал вам мое имя, без этого вы были бы просто несчастным бастардом, так подарите же это имя моей дочери… поклянитесь…» Я видел, что ему осталось жить совсем недолго, быть может, несколько минут… И я поклялся, сир. Теперь я должен держать слово…
— Да, Флорис, я понимаю… Но я еще раз спрашиваю, любишь ли ты ее?
