Салтердон с раздражением взял ее за локти и потряс.
Очнись, Мария. Послушай меня, черт возьми, – он опять тряхнул ее, и в этот момент вновь раздались выстрелы. Карета подпрыгнула, наклонилась сначала в одну сторону, а затем в другую. Салтердон вынужден был ухватиться за сиденье, чтобы не упасть.
Мир, казалось, перевернулся. Салтердон наклонился к Марии, крепко обхватил своими сильными руками и притянул к себе. Карета на мгновение повисла в воздухе, а затем ударилась о землю и покатилась. Все вокруг провалилось во тьму.
Салтердон, дрожа от холода, медленно приходил в себя.
– Куда ты смотрел, безмозглый идиот? Ты точно угробил их. Представляешь, что нам будет за убийство этого проклятого герцога?
– Мы всего лишь немного повеселились. Что это с тобой? Вздумал стыдить нас?
Голоса смолкли.
Он опять погрузился в забытье.
Когда он снова открыл глаза, то почувствовал, что промерз до костей. Подняв голову, он увидел взрытые сугробы, разбросанную упряжь, уже покрытую свежевыпавшим снегом, и неясные очертания мертвой лошади. А дальше, у подножия крутого холма, лежала карета, превратившаяся в беспорядочное месиво из обломков черного дерева и того, что осталось от бархатной обивки, клочья которой на белом снегу выглядели как алые пятна крови.
– Мария, – выдохнул он в холодный неподвижный воздух, а затем, пытаясь выбраться из снега на камень, громко повторил. – Мария!
Представив себе ее хрупкое тело, лежащее среди обломков кареты, он застонал и стал изо всех сил бить кулаком о камень, пока боль не заполнила все его существо. Потом он затих, перекатился на снег, лег на спину и закрыл глаза.
Звук.
Вздох.
Стон.
Приподнявшись, он огляделся.
Расселина, в которой он лежал, заворачивала вправо. Сверху свисала «борода» валежника и чертополоха. У самого гребня из голой черной скалы лежало чье-то тело. Салтердон опять заполз на камень и протер глаза.
Мария!
Добравшись до девушки, он обнаружил ее лежащей на спине с разбросанной по снегу паутиной пепельных волос. Туфель на ее ногах не было, а сквозь дырки в чулках просвечивали маленькие розовые пальчики. Подбородок девушки был поцарапан, над левым глазом начала вздуваться большая багровая шишка.
Подтянув свое тело поближе, он обхватил ее в прижал к себе. Она застонала, шевельнулась, повернула к нему голову и открыла глаза.
– Ваша светлость?
– Не двигайся. Не разговаривай. Господи, – он облегченно рассмеялся. – Я думал, ты умерла.
– Я была похожа на мертвую?
– Абсолютно неживая. Как ангел. Снежный ангел с губами из льда.
– Мне холодно, сэр.
– Иди сюда. Осторожнее. Ты можешь двигаться? Он расстегнул шубу, прижал к себе гибкое девичье тело и запахнул меховые полы. Она прильнула к нему, едва касаясь макушкой его подбородка. Ее тонкие руки обвились вокруг него, а нога легла ему на бедро. Они лежали в позе утомленных и пресыщенных любовников.
Он поцеловал ее в макушку, которая пахла фиалками. Она теснее прижалась к нему и пробормотала:
– Не беспокойтесь, ваша светлость, я с вами. «Я с вами».
Господи, какая восхитительная невинность.
Время от времени он растирал ее руки, массировал спину и шею, чтобы хоть как-то согреть ее. Проходили минуты и часы, и день стал угасать.
Где же этот проклятый Тадеус? Неужели он свалился с обрыва вместе с каретой и лошадьми?
Кто-то непременно должен скоро хватиться их. Метель усиливалась. Ветер выл и швырял в воздух острые, как крошечные иголки, крупинки снега. Салтердон боялся закрыть глаза. Иначе он умрет. И она умрет.
Он крепко прижимал девушку к себе, тряс ее, будил, заставлял смотреть на себя. Ее огромные голубые глаза, окруженные заснеженными ресницами, оставались пустыми, и от этого он впадал в панику.
– Поговори со мной.
Ее веки медленно опустились.
Он закрыл ей рот поцелуем, придерживая пальцами ее подбородок и заставив ее губы раскрыться. Его язык проник ей в рот. Она пошевелилась и застонала.
– Поцелуй меня, – прошептал он сквозь зубы и почувствовал, как тело девушки затрепетало. Ее дыхание участилось, кожа стала теплой и упругой, из груди опять вырвался стон.
Он взял в ладонь грудь Марии и сжал, сначала нежно, а затем все сильнее и сильнее, пока не почувствовал, как ее маленькие пальчики впились в рубашку на его спине. Она еще теснее обвила его ногой, так что он ощутил тепло ее лона. Уткнувшись мягкими губами ему в плечо, она глубоко вздохнула.
Кровь его вскипела.
Лоб покрылся испариной.
С бьющимся сердцем он просунул руки к ней под одежду и крепко прижал девушку к своей груди… а затем ее дыхание выровнялось, и она успокоилась в его руках. Повернув лицо навстречу падающему снегу, он засмеялся. Он не мог остановиться, из глаз его текли слезы, становясь густыми, как патока, на замерзающих щеках.
Мария подняла голову и, заморгав, посмотрела на него.
– Не понимаю, что смешного в том, что мы замерзнем насмерть, – прошептали ее посиневшие губы.
Он сжал ладонями ее лицо.
– Мария, у меня замерзли пальцы ног. Она нахмурилась.
– Мария… моим ногам больно.
– Ногам?
Он кивнул, поцеловал ее в губы и снова рассмеялся.
Пошатываясь, Мария встала на колени. До нее наконец дошла важность его открытия. Она нащупала его ноги и сильно сжала.
– Да! – вскрикнул он и ударил кулаками в снег. – Я чувствую, Мария.
– А здесь?
– Да!
– Здесь. Можете пошевелить ими?
Стиснув зубы, он попытался пошевелить ногой. Ничего. Он сделал еще одну попытку, а затем, тяжело вздохнув, в изнеможении откинулся на снег.
– Ваша светлость! Ступня! Вы двигали ею?
Он кивнул и приподнялся на локтях. Мария стояла на коленях, почти неразличимая в угасающем свете дня и снежном вихре. Ее тонкий плащ не представлял никакой преграды для холодного ветра. Прижав руки к груди и подняв лицо к небесам, она почти беззвучно плакала.
– Иди сюда, пока совсем не замерзла, – позвал он.
– Нет, сначала я поблагодарю Господа за его милости.
– Если вы не согреете меня, мисс Эштон, то, боюсь, нам обоим скоро придется лично предстать перед Господом.
– Но…
– Господь терпелив, милая. А я нет.
Он схватил Марию за руку, притянул к себе, обернул меховой шубой ее дрожащее тело и сосредоточился на ощущении покалывания, которое распространялось от пальцев ног к икрам и коленям. Он может пошевелить пальцами, черт возьми. А если постарается, то согнет ногу в колене…
– Представляю, какую радость и облегчение испытают ваши родные, – сказала Мария, прижимаясь к его груди.
Улыбка на его лице погасла.
– Теперь вы можете жить прежней жизнью. Вы будете совсем как новенький. Только вообразите, как обрадуется герцогиня…
