Он мог, к примеру, дать отпор двум огромным неповоротливым скотам, вознамерившимся разорвать его на части, как случилось у Бабули Грендел. Он знал, на чьей стороне перевес, когда шлюха приставила к его голове пистолет. А посему понимал, что с Кэтрин Пеллистон у него нет ни единого шанса.
Макса неприятно удивила глубина собственного разочарования, когда она вновь отвергла его предложение. Он считал, что предлагает ей брак по тем же причинам, на которые ссылалась она сама. Теперь же осознал, что не всё так просто. Хотя Кэтрин и являла собой воплощение всего, что Макс не приемлел в женщинах, он был весьма привязан к ней, и очарован, и, вероятно… вопреки здравому смыслу, в приступе безумия или чем бы оно там ни было… короче говоря, очень вероятно, что он даже влюблен в неё, чёрт побери.
Однако сие не означало, что он не ошибался или что женитьба на ней не стала бы прискорбной оплошностью. Кэтрин права, разумеется: они не подходят друг другу, и один из них, если не оба, обязательно будут страдать. Кроме того, она не желает становиться его женой. В Максе ей видится лишь более молодая версия её отца, поэтому она боится и презирает его, а это решает дело, ведь так?
Но лорд Рэнд не привык унывать. Ведь жизнь полна разочарований. Он подобрал своё потрёпанное — но, как он уверял себя, далеко не разбитое — сердце, отряхнул его и решил, что может, раз такое дело, возложить его и на алтарь богини.
Почти неделю после праздника у Венткуров виконт продолжал избегать мисс Пеллистон. Если им вдруг случалось посещать одни и те же мероприятия — и отвертеться не представлялось возможным, — он сводил их общение до как можно меньшего количества необходимых вежливых фраз. Он перестал танцевать с ней и вместо этого принялся ходить на задних лапках перед леди Дианой.
Макс бы предпочёл держаться подальше и от Альмака, но не мог, потому как пообещал помочь Джеку. Кроме того, богиня тоже будет там. Посему виконт направил стопы в святая святых напыщенных снобов, скучнейшее и тупейшее из всех мест.
В Альмак виконт прибыл раньше обычного, ведь неделю назад он обещал Джеку подыскать Кэтрин подходящего кавалера для вальса, и ему требовалось время, дабы наметить возможных жертв. У Макса не мелькнуло и мысли, почему сестра не в силах справиться со столь простым делом.
Да и вообще он ни разу не подумал о сестре, даже когда сама она стояла прямо перед ним, высказывая непрошеное мнение о новом узле его шейного платка, необычном творении Блэквуда. Всё, что Макс в тот момент видел перед собой, — это мисс Пеллистон в белом муслиновом платье. В котором, разумеется, не было ничего примечательного. Белый муслин считался обычным нарядом дебютантки. Разве что Кэтрин была несколько старше остальных, но невинная простота платья выгодно довершала её тонкие черты.
Этим вечером в Альмаке собралось множество брюнеток, как, впрочем, и блондинок, присутствовала даже одна горемыка-рыжая, но не было никого в тесных залах ассамблеи, чья тщательно уложенная coiffure[70] клубилась бы столь соблазнительной пеной, лёгким каштановым облачком, волшебно искрящимся золотистыми огоньками там, где падали на него отблески света свечей.
С волос взгляд Макса опустился на огромные ореховые глаза, сверкающие нынче воинственным блеском, который всегда, казалось, загорался в них, стоило лишь Кэтрин заметить его. Оттуда его испытующий взор переместился на мягкие розовые губки. Он вспоминал их сладость, продолжая, словно во сне, скользить глазами по шелковистой лилейно-белой шейке. Тут он осознал, что вырез платья Кэтрин в этот раз гораздо более смел, нежели прежде, и одновременно ощутил благоухание фиалок — голова его пошла кругом. Макс запаниковал.
Пробормотав что-то — он сам не понял, что именно, — в ответ на её холодное приветствие, Макс отошёл со всей возможной поспешностью… и угодил прямиком в руки Салли Джерси, если можно так выразиться, потому как, стараясь поскорее сбежать, он едва не сбил сию леди с ног.
Несмотря на то, что Джек Лэнгдон причислял леди Джерси к альмакским горгонам, на деле та была довольно привлекательной матроной, которой пока не грозил старческий маразм. И она вовсе не возражала против того, чтобы на неё свалился молодой красивый лорд. Снисходительно улыбнувшись Максу, она лишь отмахнулась от его извинений.
— О, я знаю, куда вы спешите, — объявила она. — Видела, как вы смотрели на мисс Пеллистон, и полагаю, хотите танцевать с ней вальс. Что ж, пойдёмте, я исполню свои обязанности патронессы. Всё одно: либо вы, либо Аргойн. Правда, и Лэнгдон хочет того же, но сперва пусть обратится в камень, коль рассказывает всем и каждому, что мне это по силам[71]. Аргойн же такой неуклюжий дурак, что оттопчет мисс Пеллистон все ноги и навсегда отобьет у неё охоту вальсировать.
У Сайленс Джерси ещё много чего нашлось сказать по этому и прочим поводам, пока она неумолимо вела неудачливого виконта назад к опасности, которой он только, казалось, избежал. Прекратив наконец болтовню, леди Джерси вновь вспомнила о своём долге патронессы и представила мисс Пеллистон партнёру по вальсу.
После пути назад уже не было, потому что зазвучала музыка. Макс вывел мисс Пеллистон к танцующим, положил руку ей на талию и мгновенно потерял голову.
Вальс, подобно лорду Байрону, был весь последний год на пике моды, но до сих пор наиболее консервативная часть высшего света полагала сей танец в лучшем случае фривольным, в худшем — непристойным, что в большей или меньшей мере относилось и к поэту.
Впервые в жизни Макс желал, чтобы более зрелые и мудрые умы восторжествовали, и окаянный танец был сослан обратно в породившую его отсталую Германию. Невозможно было держать мисс Пеллистон и не желать прижать её ещё теснее к себе. Это было унизительно. Он тоскливо взирал поверх головы своей партнёрши на светловолосую Юнону, кружившуюся в танце с высоким джентльменом в военной форме.
Лорд Рэнд вновь опустил взгляд на Кэтрин. Он заметил, как её головка склонилась к его груди, и тут же ощутил в этом месте тупую боль.
— Хотела бы я что-нибудь сказать, — пожаловалась мисс Пеллистон. — Светская болтовня до сих пор даётся мне с трудом, но если бы вы помогли мне начать, может, я что-нибудь и придумала бы.
— Если я начну, то после вы непременно об этом пожалеете. Как обычно.
— Зато мне удастся сохранять храбрую улыбку, если мы притворимся увлечёнными беседой. Потому как сейчас на вашем лице читается то, что леди Эндовер называет выражением загнанного в клетку зверя, и все решат, будто из меня никудышная партнёрша.
