Последний забег едва не превратился в «мертвый гит»[22]. И Дункан, и Соуэрби, до предела напрягая плечи и изо всех сил отталкиваясь от гравия, стремительно катили вперед седла. Многие из джентльменов ждали окончания забега по обе стороны от финишной ленточки, чтобы собственными глазами определить победителей. Девицы взвизгивали, и даже замужние дамы, оторвавшись от привычного обмена сплетнями, напряженно следили за продвижением Октавии и Грэйс.
Гравий разлетался из-под сапог со шпорами, седла с ноющим звуком катились по рельсам, и вот мужчины дружным воплем торжества встретили абсолютных победителей, громко выкрикивая имена Дункана Лэнгдейла и Грэйс Баттермир!
Даже Конистан сумел оставить в стороне глубоко укоренившееся предубеждение и подошел, чтобы поздравить брата, а затем склонился в поклоне над рукой Грэйс.
Его поразило, как стойко она встретила его взгляд и уверенно обратилась к нему со словами:
— Благодарю вас, лорд Конистан.
Ее голубые глаза сияли от счастья. Турнир Эммелайн, по всей видимости, оказал сильное и весьма благоприятное воздействие на мисс Баттермир.
Конистан уступил ее руку еще кому-то из джентльменов, желавших ее поздравить, и пошел прочь от торжествующей толпы. То, что он увидел, встревожило его до крайности. Эммелайн покинула своих гостей и стояла одна, понуро склонив голову и повернувшись спиной к озеру, по другую сторону от дальнего конца рельсов. Он понял, что дело неладно, и, торопливо подойдя к ней, спросил, что случилось.
— И не вздумайте мне врать! Вы сильно ушиблись при падении?
Эммелайн ответила отчаянным взглядом, причем глаза ее наполнились слезами.
— Да, — прошептала она. — Но я уверена, что это пустяки. Просто немного растянула запястье.
Она протянула ему руку. Его поразило смятение в ее взгляде, совершенно не сочетавшееся со спокойным тоном голоса. Да, что-то явно было неладно. Он осторожно взял пальцами ее запястье и понял, что она права. Как настоящий спортсмен, Конистан, обладал солидным опытом во всем, что касалось сломанных костей и вывихнутых суставов. Ему не раз приходилось падать с лошади самому и наблюдать, как это делают его друзья и знакомые. Он привык относиться к подобного рода происшествиям спокойно. Запястье Эммелайн слегка опухло, но, ощупав его, Конистан убедился, что кости целы.
— Все-таки надо о нем позаботиться, — тихо заметил он. Вам следует вернуться в свою спальню, наложить горячий компресс и дать руке отдохнуть часа два.
— Я так и сделаю, как только мы вернемся в дом, чтобы переодеться к чаю, — ответила она спокойно, хотя в ее глазах по-прежнему читалось внутреннее смятение. Бросив взгляд на солнце, Эммелайн добавила:
— Ого! Оказывается, час-то уже поздний! Нам пора возвращаться.
— А вам пора заняться вашим запястьем. Сейчас же! — рявкнул Конистан. Эммелайн покачала головой.
— Если я подниму шум, — возразила она с легкой улыбкой, — все присутствующие дамы начнут осыпать меня полезными советами. Вряд ли я смогу это выдержать.
— Вот тут я готов вас понять, — дружески усмехнулся Конистан.
Она сделала движение, чтобы вернуться к гостям, все еще толпившимся возле рельсов, где Грэйс и Дункан принимали поздравления с победой, но он схватил ее за локоть здоровой руки и задержал.
— Есть ведь что-то еще, верно? Вас еще что-то тревожит?
Эммелайн взглянула на него глазами, полными боли. Она как будто боролась с собой, пыталась что-то сказать, но не могла.
— Дело вовсе не в падении! — проговорила она наконец. — Это мое несчастье, моя болезнь, как у мамы с бабушкой. Понимаете… — слова замерли у нее на устах. — Господи, что я говорю? Забудьте мою глупую болтовню! Я просто расстроилась, увидев Грэйс такой счастливой, и… Ой, нет, не слушайте меня. Кон!
Опять она назвала его этим именем!
Эммелайн отняла у него руку и направилась к гостям. Конистан больше не посмел ее удерживать. Он глядел ей вслед в оцепенении, не зная, что сказать. Ни разу за все время его знакомства с Эммелайн Пенрит она не открывала ему своих мыслей. Судя по ее сбивчивым словам, можно было догадаться, что ее страшит болезнь, от которой страдает ее мать. Он взглянул на гостей, уже направлявшихся к дому вслед за хозяйкой, и тут его осенило: она просто пытается подарить другим то, чего ей самой, по ее убеждению, познать не суждено.
Крепко сжимая в руках кий, Дункан угрюмо следил за тем, как его сводный брат наклоняется над бильярдным столом и загоняет шар в угловую лузу. Он был глубоко расстроен, но не тем, что Конистан выиграл у него почти «всухую», а его словами, слишком весомыми, чтобы к ним не прислушаться.
— Я не говорю, — сказал виконт, отступив от затянутого зеленым сукном стола и со стуком опуская кий на пол, — Что ты не можешь ухаживать за Грэйс. Я только хочу обратить твое внимание на одну небольшую деталь: после того, как ты поцеловал ее пальцы, — вполне понятный жест, поскольку вы только что вместе выиграли скачку, — она поднесла эти пальцы к своим собственным губам и поцеловала их. Ясно, что ее сердце затронуто всерьез. И сколько бы вы оба ни твердили, что решили остаться просто друзьями, не кажется ли тебе, что все это крайне несправедливо по отношению к Грэйс? Ведь твое-то сердце свободно! Ты оказываешь ей скверную услугу, поощряя ее. А может, ты делаешь это нарочно?
Он замолчал, оглядел бильярдный стол и стремительным движением послал в лузу второй шар. Дункан ответил очень тихо:
— Больше всего на свете мне бы хотелось сказать, что твои слова — чистейший вздор, не имеющий под собой оснований. К сожалению, я вынужден признать, что это не так. Действительно, нельзя допустить, чтобы мисс Баттермир пострадала из-за моего легкомыслия.
Конистан оглянулся на него, подняв бровь.
— Вот и прекрасно! — оживился он. — Значит, я больше не стану говорить на эту тему.
Дункан встретил взгляд брата слабой улыбкой.
— Если, конечно, не заподозришь, что я начинаю увлекаться ею всерьез!
Конистан лишь пожал плечами в ответ и со злорадной, как показалось Дункану, усмешкой обогнул стол, чтобы загнать в боковую лузу еще один шар.
Позже, закрывшись в спальне, где уже вовсю раздавался мощный храп Чарльза Силлота, Дункан опустился в кресло и закрыл лицо руками. Он прекрасно понимал, что именно пытается внушить ему Конистан. Но как объяснить самому себе, зачем ему понадобилось целовать руку Грэйс после второго заезда? Его как будто бес попутал! Это было совсем не в его духе, что бы там ни думал Конистан. По правде говоря, он и сам не знал, что ему нужно от Грэйс! Можно было сколько угодно рассуждать о дружбе, но его сердце уже жаждало большего. Первый раз в жизни женщине удалось так крепко привязать его к себе… Ну вот слово и сказано! Нет, Дункан по-прежнему не испытывал желания сковать себя узами брака, вовсе нет! Ему нравилось жить, как живется, к тому же он про себя решил, что если кому-то и удастся его стреножить, пусть это будет по-настоящему сногсшибательная красотка вроде Оливии Брэмптон или Эммелайн Пенрит. Конечно, Грэйс тоже хорошенькая — в последнее время она просто расцвела и превратилась в чертовски лакомый кусочек! О, Господи, что же ему делать? Каждая попытка привести в порядок мысли вела его по кругу. В конце концов у него просто разболелась голова.
