— Это все проделки Конистана! — уверенно заявила Эммелайн. — Ничего другого и быть не может. Как я теперь припоминаю, Блайндерз мне говорил, что поздним вечером в субботу Дункан со своим братом играл в бильярд, и что партия затянулась за полночь. Немного коньяку, парочка бескорыстных братских советов — много ли нужно, чтобы его милости удалось сокрушить пробуждающуюся любовь к тебе Дункана!
— Если его пробуждающаяся любовь так слаба, так подвержена колебаниям…
— Глупости! Дело вовсе не в этом. Если бы не вмешательство Конистана, я не сомневаюсь, что твой платок был бы в кармане Дункана. Да, кстати, кому ты дала свой платок?
— Чарльзу Силлоту, — ответила Грэйс, В причем ее лицо стало пунцовым.
— Мистеру Силлоту? — переспросила Эммелайн. — Но почему ты смущаешься? Разве он… Нет, не может быть! Неужели он влюблен в тебя?
— Он так сказал, — теперь щеки Грэйс приобрели багровый оттенок.
— Но это же замечательно! Если Дункан увидит, что за тобой гоняется кто-то другой, поверь мне, у него в груди проснется охотничий азарт!
Грэйс прижала руку к щеке.
— Эммелайн, я самое порочное создание на свете! Ты себе даже представить не можешь!
Пораженная Эммелайн принялась расспрашивать, путем каких умозаключений Грэйс удалось прийти к столь нелестному мнению о себе.
— Мне кажется, я сама поощрила мистера Силлота! Я вовсе не хотела, но когда красивый молодой человек просит у тебя платок на счастье и признается в любви, это так приятно! Но я… я… о, это было так дурно с моей стороны!
В ту же минуту воображение услужливо подсказало Эммелайн сразу несколько действительно дурных и даже непристойных вещей, но — сколько ни старалась — она не могла поверить, что Грэйс Баттермир способна совершить хоть одну из них.
— Должна признаться, я просто мечтаю услышать, что же ты такого натворила?
Грэйс тяжело вздохнула.
— Я… я ему улыбалась. Я знаю, мне не следовало этого делать, но ты представить себе не можешь, как это замечательно, когда ты… когда тебя… — нет, Грэйс явно была не в состоянии описать то неповторимое чувство, которое испытывает девушка, когда за нею ухаживает красивый молодой человек.
— Когда тобой восхищаются? — тихонько подсказала Эммелайн.
— Да, верно! — кивнула Грэйс. — Это ведь было очень дурно? Мне не следовало так поступать?
— Нет ничего дурного в том, что девушка не скупится на улыбки, особенно такая невинная и бесхитростная, как ты, — живо возразила Эммелайн. — Если джентльмену угодно толковать твои улыбки иначе, чем ты предполагала, значит, ему и отвечать за последствия своей слепоты…
— Но то же самое можно сказать и обо мне! Я тоже думала, что улыбки Дункана означают нечто большее!
Эммелайн поморщилась, услыхав такое сравнение. Ведь, безусловно, не было и не могло быть ничего общего между любовью Грэйс к Дункану и tendre[23], якобы возникшим у мистера Силлота к Грэйс! Нет-нет, это было совершенно невозможно!
— Не стану с тобой спорить. Я знаю только одно: Конистану каким-то образом удалось околдовать Дункана. По правде говоря, я надеялась, что здесь, в Фейрфеллз, Дункан сумеет вырваться из-под его власти, но раз он этого не и сделал, значит, мне опять придется вмешаться.
— Нет, умоляю тебя, Эм, не надо!
— Я не сделаю ничего такого, что тебе не понравится. И вообще я собираюсь сделать своей жертвой Конистана, а не Дункана. А что касается тебя… От всей души рекомендую улыбаться как можно чаще и мистеру Силлоту, и всем остальным джентльменам, которых затянет в круг твоих чар!
Выбрав себе скакуна, Конистан вдруг спохватился, что еще не успел попросить у Эммелайн ее платок для Испытания в Искусстве Верховой Езды. Он был так занят проведением тренировок и устройством жеребьевки по выбору лошадей сэра Джайлза для всадников, что совершенно позабыл о необходимости обзавестись перед началом состязания талисманом дамы своего сердца.
На поиски Эммелайн виконт отправился в отличном расположении духа. Начиная с воскресенья Дункан покинул кружок поклонников мисс Баттермир, а самому Конистану была предоставлена полная свобода в преследовании первоначальной цели, заставившей его предпринять путешествие в Камберленд: он возобновил попытки разбить сердце Эммелайн. Однако его усилия увенчались лишь относительным успехом. Порой он ясно ощущал, что она отвечает на его ухаживания, особенно, когда им случалось танцевать вальс. Ее глаза светились наслаждением, и ему с легкостью удавалось увлечь ее за собой в укромный затененный уголок, чтобы завести разговор о любом предмете по своему выбору. Он знал, что в такие минуты ее влечет к нему, и она способна открыть ему такие мысли и чувства, которые обычно предпочитает хранить в тайне ото всех.
Но бывали и другие минуты, когда Эммелайн казалась совершенно неприступной, а иногда (и даже частенько) Конистан ловил устремленный на него немигающий презрительный взгляд, означавший, как он уже успел догадаться, что она находит его ухаживания нелепыми.
И зачастую — увы! — она оказывалась права! Однако признать, что она неподвластна его чарам, что не желает с готовностью броситься ему на шею, как следовало бы, — нет, одна мысль об этом бесила его до чертиков! Был случай, когда молодая хозяйка покинула гостиную, чтобы принести новые свечи для вышивальщиц (все слуги, как выяснилось, оказались занятыми подготовкой к предстоящему балу, и некому было выполнить это простейшее поручение).
Конистан незаметно последовал за нею на второй этаж и там попытался ее обнять. Если у Эммелайн и были внутренние колебания, они продолжались не более доли секунды, после чего она с размаху наступила высоким каблучком крепкого деревенского полусапожка ему на ногу и оттолкнула его. А потом выбранила, назвав последним олухом, нагрузила парой тяжеленных канделябров и самым сварливым голосом посоветовала ему хоть раз в жизни сделать что-то полезное для общества!
По пути назад в гостиную они столкнулись с Соуэрби, и тот, разумеется, не упустил случая насмешливо и громко фыркнуть. Виконт подумал, что давно уже пора объясниться с Варденом, но ему мешала сильнейшая личная неприязнь. Все за них решила Эммелайн: настроенная чрезвычайно воинственно, она живо выхватила у него из рук один из громоздких канделябров и самым бесцеремонным образом вручила его Соуэрби.
— Попались мы ей под горячую руку! — шепнул Конистан своему врагу, вынужденному встать в строй и маршировать с ним в ногу, пока Эммелайн как фельдфебель вела их по длинному коридору.
Теперь он улыбнулся, вспомнив об этом эпизоде. Хотя ему так и не удалось покорить ее сердце, во всем остальном он был вполне доволен жизнью и собой, особенно с тех пор, как Дункан столь благоразумно внял его мудрому совету. Поэтому, встретив гуляющих в парке Грэйс и Эммелайн, Конистан сумел обратиться к мисс Баттермир весьма приветливо. Он поклонился, одарил ее улыбкой и выразил надежду, что мистер Силлот выиграет скачку ради нее.
