широкий заснеженный луг и русло какой-то реки, они вышли к новому лесу. Пологое открытое место возле реки Зорьке не понравилось. Посоветовавшись, беглянки решили еще пройтись по лесу. Места потянулись совсем чужие, здесь уж и Нежка никогда не бывала, поэтому шли осторожно, наощупь, вглядываясь в чащу.
Лес оказался изрезан оврагами. И подъемы, и спуски вытягивали последние силы. Стиснув зубы и навалившись, беглецы вскарабкались на очередной гребень холма и не смогли сдержать вздоха разочарования — они стояли на обрывистом берегу той же, а, может, другой реки, за рекой снова простирался широкий луг. Серое небо, сквозь которое не просматривалось солнце, не позволяло понять, где стороны света, которая — восход, а которая закатная.
— Давай здесь останемся, — предложила Нежка.
Зорька согласно кивнула. Если отойти от речного обрыва вглубь леса, то с луга убежище будет незаметным, а к реке можно спускаться чуть правее, чтобы следы не выводили сразу к временному жилищу.
Пока пробирались сквозь чащу, казалось, что сил почти не осталось, а вот остановились, облюбовали небольшую ложбинку у двух сосен, и охватило желание быстрее обустроиться, приспособиться, создать местечко поудобней. И закипела работа.
Нежка кинулась расчищать от снега пол будущего жилища, Зорька с Михалкой пошли выбирать молодые деревца, чтобы нарубить жердей. Зорька рубила, мальчонка складывал в кучку. Сделать сруб сил не хватит, землянку тоже в мерзлой земле нечем копать, значит стены следует сотворить из плетня, перевить гибкими ветками жерди да приладить к могучим соснам, крышу так же свить, но закрепить чуть наискосок, чтоб могла стекать влага, ежели будет оттепель. Все это завалить лапником да засыпать снегом, оставить только малую дыру, выпускать дым.
К вечеру, когда сумрак окутал плотной пеленой не только лес, но и речную низину, была готова только одна стена. Нежка с Зорькой разложили запасы. У Зорьки была репа и туес с овсом, все, что брала коровке, остальные припасы остались на возах свекрови. У Нежки мешочки да туески были малые, но всего по чуть-чуть — туес муки, вяленной рыбки пяток, ячменя, соли, пшеничной крупы. Надолго ли хватит? Ежели удастся сохранить от лесной живности, да с умом подойти, то можно растянуть и на месяц, а то и на два.
— В одном месте лучше все не складывать, — рассудила Зорька, — а ну как лихие люди набредут, кинутся отбирать, так из одного угла отдадим, а в другом все ж что-то останется.
— А тут тати лесные есть? — опасливо прижался к матушке Михалко.
— Нет, одни мы тут, но так сподручней будет, — поспешила его успокоить тетка.
— А домой мы когда? — пискнула Любава.
— Мы теперь всегда здесь жить будем? — испуганно оглянулась на мрачный лес Забава.
— Нет, пока поживем, а там видно будет, — отозвалась Нежка, укладывая детей на сани.
— А вдруг батюшка вернется и нас не найдет? — высунула из сена головку Любава.
Нежка ничего не ответила, она порылась в суме и достала медовых петушков.
— Берите вот, подсластите ночку, — сунула она детям. — Думала, вдруг дорогой разойдутся, утешиться дам, а гляди ж ты два дня продержались.
Зорьке подумалось, что леденцы следовало все же оставить про запас, когда голод подступится ближе, но она не стала о том высказывать Нежке. Пусть детки побалуются, когда теперь еще будет такая возможность… и будет ли.
Две женщины протянули руки к ласковому костру.
— Зачем ты за нашего Киршу пошла? — неожиданно спросила Нежка.
— Так вышло, — пожала Зорька плечами.
— Свекор был жив — в кулаке всех держал, и меньшой тише воды был, а как старика не стало, — Нежка махнула рукой. — Бедовый, так и думали, прирежут где под забором, до седых волос не доживет.
— Да пока болел, смирный был, — усмехнулась Зорька.
— Но ты с норовом, приструнишь, — улыбнулась и Нежка. — Григорий мой потише, так иногда вспылит… — она глубоко вздохнула и залилась слезами.
— Нежечка, милая, ты чего?
— Сгинет он, чует мое сердце — не увидимся больше. Сироты мы.
— Что ж ты раньше времени хоронишь? Он с князем ушел, новгородцы на подмогу придут, экая силища, новая сеча будет, справятся, — повторила Зорька слова, слышанные на торгу, про мрачные думки мужа она решила не сказывать.
— Ладно уж, спать давай, — вздохнула Нежка.
Они улеглись на лапник по обе стороны от костра. Наступила тишина.
— А правда, что ты немого своего любила? — долетело до Зорьки чужое любопытство.
Зорька посмотрела на черное небо, в прорехе туч блеснула одинокая звезда.
— Правда, — тихо проговорила Зорька.
Неждана больше ничего не спрашивала.
Утро встретило тяжелым огорчением — у коровы пропало молоко. Кто в том был виноват, может, Зорька недостаточно следила за буренушкой, мало старания проявила, может, следовало в сани взять и теленочка, сена побольше, дорогой запаривать овес, пожертвовать одной репкой, чтобы как детям малым подсластить четвероногой страдалице суровую реальность? Что теперь об том судить, как получилось.
Лесные жительницы снова впряглись в работу. Зорька с Михалкой городили новый плетень, Нежка пошла рубить на реке прорубь. Но едва она спустилась к реке, как тут же кинулась назад. Тяжело вскарабкалась на склон и подбежала к Зорьке. Та удивленно уставилась на подругу. Нежка лишь кивнула в сторону луга. Зорька начала всматриваться вдаль. Там, где луг переходил в тонкую полоску леса, почти сливаясь с небесной синью, поднимался черный дым.
— Это наш Юрьев горит, — прошептала Нежка.
— Да ну, Юрьев в другой стороне, то в верви какой пожар, — растерянно пробормотала Зорька.
— Верно тебе говорю, по кругу мы ходили, тут недалече. Юрьев гибнет.
— Да нет, быть того не может! — но и сама Зорька уже не верила в свои слова.
Они стояли и смотрели на едва различимую тень беды, а сердца неистово колотились от тревоги.
Данила очнулся то ли от глубокого сна, то ли от беспамятства, сел на лавке, спустив ноги на холодный пол. На противоположной от печи лежанке бочком, с подушкой под спиной, лежал дед Фрол. Он увидел молодого хозяина, радостно помахал рукой, мол, хорошо, что поднялся. Осьмы в горнице не было. Данила наклонился, чтоб обернуть ступни обмотками и почувствовал резкую боль в левом боку, в очах потемнело. Кровит ли? На сером полотне рушника проступали два бурых пятна. След несвежий, запеклась кровушка, это хорошо. Стиснув зубы, Данила все ж обмотал ноги и втиснул их в сапоги. Меж бурых пятен выступило новое ярко-алое пятно.
Не обращая внимание на кровь, Данила натянул рубаху, выдохнул, снова кольнуло. Ай, что б тебя, дурень косматый! Шаркающей походкой, словно старик, Данила прошел
