У нее защемило сердце от воспоминания о том, как они обменялись улыбками в это утро у конюшен. Она ожидала от него гнева, а он вместо этого рассмеялся. Положив руку на его колючую от щетины скулу, она сказала:
— Ты меня не пугаешь.
Он пугал, но не в том смысле, как думал Лахлан.
— Нет? Это хорошо, потому что меня пугает голод, который я чувствую к тебе.
Ведя ее к кровати спиной вперед, Лахлан пожирал Эванджелину голодным взглядом янтарных глаз, а потом край плотно набитого перьевого матраца уперся ей под колени, и Эванджелина вместе с Лахланом, сплетя руки и ноги, опрокинулась на кровать. Он придавил ее тяжестью своего тела, и из Эванджелины со свистом вылетело дыхание, тогда Лахлан передвинулся, что-то острое царапнуло ее грудь, и Эванджелина болезненно вскрикнула.
— Что случилось? — Лахлан откатился с нее. — Что…
Его взгляд скользнул по выпуклости ее груди к выступившему пятнышку свежей крови.
— Твой символ, он, должно быть…
Эванджелина коснулась богато украшенной броши с солнцем в центре, и объяснение замерло у нее на губах — взгляд Лахлана был прикован к ранке.
Лахлан наклонил голову, так что его волосы защекотали особо чувствительную кожу, провел языком по царапине, а потом обвел им ее поднявшийся сосок, и Эванджелина выгнулась навстречу. Глубоко втянув в себя ее кровь, Лахлан спустил ей платье до талии, открывая своему жадному взгляду ее грудь, и от его восхищенного стона у Эванджелины в животе развернулась горячая спираль.
Взяв в свои большие, теплые и грубоватые руки ее грудь, Лахлан ласкал ее, глядя ей в глаза, а потом взял в рот сосок.
Желание внутри Эванджелины нарастало, ноющая боль между бедрами усиливалась, требуя облегчения, и Эванджелина прижалась к Лахлану. Словно чувствуя такую же потребность, как и она, Лахлан с нетерпеливым ворчанием снял ее платье и швырнул на пол. Скользнув рукой по животу Эванджелины, он раздвинул ей ноги и прикоснулся к лону, вызвав внутри ее взрыв приятных ощущений.
Когда Эванджелина уже была на грани освобождения, искры света заплясали у нее перед глазами, предупреждая об опасности, и паника вытеснила желание.
— Лахлан, довольно.
Голос Эванджелины был слабым. Она беспомощно старалась освободиться от его веса и остановить его до того, как он полностью заберет ее магию. Она попыталась поднять руку, произнести заклинание, но ее магия была не больше вспышки света, едва различимой в ее становящемся все темнее сознании.
— Нет! — выкрикнула Эванджелина, и чернильная пустота поглотила ее и ее протест.
Раннее утреннее солнце заливало комнату и окутывало золотым свечением невероятно красивого мужчину, лучи плясали на его голой груди и выпуклых мускулах. Эванджелина застонала и, с трудом подняв отяжелевшие веки, сердито посмотрела на мужа.
Лахлан прищурился, потом сел рядом с ней, и кровать заскрипела под его тяжестью.
— Прости, Эви, я не собирался брать так много, — сказал он, нежно убирая волосы ей со щеки и полными заботы глазами всматриваясь в ее лицо.
— Но все же взял! — раздраженно бросила она и попыталась сесть, но комната закружилась, Эванджелину затошнило, и она снова упала на подушки.
— Проклятие, Эви, поверь мне, я сам не знаю, что на меня нашло. — Он провел обеими руками по лицу. — Все дело в твоей крови, это она… околдовала меня.
Он помрачнел, словно эта мысль его встревожила.
— Скорее, в моей магии, — уточнила Эванджелина и с тревогой осознала, что ей хотелось бы, чтобы она сама, а не просто ее энергия околдовала его, но прогнала это желание.
— Да, и в ней тоже, — с виноватой улыбкой на губах признал Лахлан и встал.
Играя мускулами, он через голову надел рубашку, а потом, дотянувшись до меча, прислоненного к изножью кровати, большой рукой обхватил отделанную драгоценными камнями рукоять.
У Эванджелины округлились глаза, и она громко зарычала при виде исходящего от клинка слабого желтого свечения. Этот отвратительный человек был счастлив — и все благодаря украденной у нее магии. За все годы, что он владел мечом Нуады, клинок ни разу не светился желтым светом. Только совсем недавно клинок отобразил вообще какое-то чувство, и это был гнев. Малая частичка Эванджелины обрадовалась, что эмоциям, которые Лахлан держал под строгим контролем и не выдавал, удалось вырваться из подчинения, но другая ее часть хотела, чтобы не ее магия была причиной его счастья.
— Почему ты рычишь на мой меч?
— Я не рычу. Куда ты ходил рано утром?
Эванджелина поморщилась от своего недовольного тона. Ее вопрос прозвучал так, будто ей хотелось, чтобы Лахлан оставался с ней в огромной кровати с таким удобным матрацем — в кровати, в которой, как она думала накануне вечером, она станет его женой не только на словах. Но этого, очевидно, не произошло, и ей не хотелось думать о том, почему теперь у нее в глубине души поселилось горькое разочарование.
С самодовольной улыбкой убрав меч в ножны, Лахлан склонился к Эванджелине и нежным, как шепот, поцелуем коснулся ее губ, огрубевшими подушечками пальцев провел по припухлости от ранки у нее на груди, и дрожь возбуждения прокатилась по телу Эванджелины.
— Я с удовольствием остался бы с тобой в постели, — Лахлан понимающе взглянул на нее, — но Бродерик скоро ждет меня на тренировочной площадке.
Эванджелина вспомнила о вызове Бэны, и ее гнев на Лахлана пропал. Один день без своих способностей — судя по своей слабости, она надеялась, что не больше, — это малая жертва при сложившихся обстоятельствах. Лахлан должен победить Бэну. Важно, чтобы Фэй — Волшебные острова доверяли ему защищать их, уважали его право управлять. Вначале Эванджелина тоже сомневалась в его способностях, но теперь сомнений у нее не осталось.
Эванджелина не стала придавать значения первой части его замечания, также как старалась не обращать внимания на то, как в ответ на прикосновение его теплых пальцев, ласкающих ее грудь сквозь прозрачную кружевную ткань сорочки, у нее затвердели соски, но смущенно поежилась, встретив его спокойный взгляд.
— Ты же не сомневаешься, что сможешь победить Бэну?
Его ловкие пальцы пробрались в вырез ее ночной сорочки, и Эванджелине с трудом удалось сдержать стон.
— Да, вполне уверен. — Его горячее дыхание коснулось ее щеки. — И совершенно точно знаю, как хочу отпраздновать свою победу, — промурлыкал Лахлан.
Его легкие, дразнящие поцелуи сводили ее с ума от желания, и она зажала в кулаки его рубашку.
— Я должна пойти с тобой, чтобы быть уверенной…
