В последних словах Элис звенело страстное томление ее тоскующей души по любви, которой ей не дано изведать.
– Так для чего же ты говоришь мне о ней теперь, когда она умерла? – Ивейн уже почти догадывался и все же, не отводя от сестры пристального взгляда, ждал ответа на свой вопрос. – Ее дети живы, – загадочно усмехнувшись, ответила Элис. – Одно дитя сейчас находится с человеком, которого ты хочешь освободить.
Ивейн прищурился, невидящим взглядом всматриваясь в пространство. В сознании его всплыло видение сестры: малышка на носу лодки, прикорнувшая на коленях у Адама. Но кто же другой? Он не решался задать вопрос, боясь поверить, что и эта его догадка подтвердится.
Элис не в силах была дольше молчать:
– Наш племянник уже находится под твоим покровительством.
– Киэр?
Хотя это и прозвучало вопросом, все было ясно, и Элис даже не стала подтверждать очевидное. К тому же, ей осталось сказать последнее, самое главное.
– В этом мальчике тоже заложены связи с природой, и он нуждается в твоей помощи, чтобы эти связи развивались правильно.
Ивейн успел уже полюбить мальчугана, так что даже обрадовался, узнав, что тот оказался его племянником. Жрец вспомнил, как, разговаривая с крестьянином, сказал ему, что мальчик – сын его покойной сестры. Похоже, это было пророчеством. Однако ему не так-то просто было привыкнуть к мысли о том, что не только Анья, но и Киэр обладает способностями, редкими у тех, в ком течет смешанная кровь. Где-то в глубине его сознания мелькнула мысль: вдруг темное прошлое Элис вновь дало о себе знать, подвигнув ее – может быть, бессознательно – ввести в заблуждение жреца, заставить его разорвать свои собственные могучие связи с природой поступком, который поднял бы против него могущественных духов стихии?
– Я должна была сказать тебе все это – и ты услышал.
Элис заметила недоверие, даже подозрение в глазах Ивейна и пожала плечами:
– Можешь верить моим предостережениям или нет – как угодно. – Подобрав веретено, она встала, пристально взглянула на Ивейна и добавила: – Спроси у своих спутников, как им удалось вырваться из темницы епископа.
– Разве не ты спасла их?
– Они хлопотали около тебя, когда я пришла. Я только привела их сюда, в укрытие.
– Тогда кто же помешал нашим недругам?
Кто-то ударил его сзади по голове, и это не мог быть саксонец, который шея впереди. В те мгновения, когда сознание ненадолго вернулось к нему, друид отчетливо видел, что лежит на земле, под ногами врагов – их было двое… И тут чья-то неведомая рука отвела от него опасность. Но чья?
– Чья, в самом деле?
Брови Элис насмешливо приподнялись, еще выше, чем раньше у брата.
– Где Анья? – Звонкий, тревожный голосок Киэра разорвал тугую нить напряжения, протянувшуюся между сестрой и братом. Оба тотчас же повернулись к мальчику, застывшему в проеме дверей.
Ивейн нахмурился:
– Разве вы не вместе пошли собирать хворост для очага?
– Вместе, но она мне сказала, чтобы я собирал у подножия холма, а сама поднялась вверх по склону. Мы должны были встретиться здесь, когда каждый наберет по вязанке. Я набрал.
Киэр показал на охапку хвороста, перевязанную камышовой веревкой Элис.
Чувствуя себя пригвожденным к месту двумя пронзительными синими взглядами, мальчик неуверенно передернул плечами, пытаясь оправдаться за то, что вернулся один.
– Я просто думал, что Анья закончит первая. У нее и так уже полно было хвороста, когда она решила подняться на холм.
Жрец по-прежнему не отрывая от него пристального взгляда, и Киэр, бросив вязанку у низкого очага, повернулся к двери.
– Я пойду, поищу ее.
– Нет. – Ивейн проворно поднялся. – Я сам найду Аныо.
И он исчез, прежде чем кто-либо успел вымолвить слово.
Наказав Киэру возвращаться без нее, Анья обрела возможность хоть немного побыть в одиночестве. Девушка шла сквозь мягкую, поднимавшуюся от земли вечернюю дымку. Ивейн, по счастью, остался в пещере, погруженньш в глубокий целительный сон, а Киэр и Элис могли и без нее разжечь огонь в очаге и приготовить что-нибудь на ужин.
Анья шла куда глаза глядят, поднимаясь все выше и пробираясь сквозь кустарник. Сначала она еще слышала, как Нодди возится где-то поблизости, резвится, гоняясь за каким-то зверьком по высокой траве, но к тому времени, когда девушка добралась до вершины довольно-таки крутого холма, лисенка не стало слышно. Она брела не спеша, без цели и удивилась, неожиданно увидев завесу из пышной, блестящей листвы и колючек, которая перегораживала тропинку. Завеса из остролиста напомнила Анье журчащий поток и лесную полянку, окруженную такой же колючей стеной, хотя и свитой из роз я плюща… При этих сладостных воспоминаниях о дивных минутах, проведенных в укрытии, задумчивая улыбка тронула ее нежные губы.
Угасающий солнечный свет ласково коснулся золотистых кос девушки, уложенных вокруг головы, склонившейся в доверчивом созерцании. Спустя мгновение Анья сунула руку в мешочек, привязанный к поясу, и вынула драгоценный кристалл. Потерев его в ладонях, пока он не начал светиться – что с каждым разом получалось все легче, – Анья вознесла к небесам горячую мольбу. Не успела она повторить ее трижды, как луч белого сияющего кристалла, протянувшись, указал ей проход сквозь тернистую стену.
Анья прошла, обнаружив, что очутилась в саду, раскинувшемся по берегам неторопливого, спокойного ручейка. Бесчисленные цветы всех оттенков поднимались из высокой травы, звавшей утомленную девушку отдохнуть. Колючие кусты по берегам ручейка тоже были усеяны цветами, блестевшими среди густой зелени. Девушка почувствовала себя так уютно вдали от чужих любопытных глаз! Наконец-то она могла сделать то, о чем так долго мечтала.
Анья быстро скинула с себя платье и нижнюю рубашку. И то и другое давно уже пора было постирать; трудности усугублялись еще и тем, что ей не во что было переодеться. Отчасти она сама была виновата в этом. Конечно, вор похитил ее дорожный мешок с одеждой, но ведь потом она заметила котомку в углу сарая в аббатстве Экли – однако в спешке, убегая, забыла прихватить ее с собой.
Там, где течение было быстрее, девушка опустилась на колени и тщательно прополоскала рубашку и платье. Выстиранную одежду она повесила между ветвей остролиста так, чтобы та была повыше, и теплый ветерок, обвевая, сушил ее.
Теперь, когда Анья осталась нагая, она решила, что это ей послужит достаточным оправданием, чтобы искупаться. Торопливые купания во время их стремительных переходов были, конечно, приятны, но редки: Она принялась расплетать золотистые косы; их игриво разметал тот же ласковый ветерок, что сушил влажные одеяния, разнося вокруг нежное, упоительное благоухание. Тонкие пальцы распустили шелковистые локоны, и девушка погрузилась в освежающую прохладу прозрачной воды.
