Бретт приподнял ее голову и расправил ее длинные, шелковистые волосы. После чего, пока пульсирующее желание не лишило его остатков самообладания, набросил на нее простынь и два одеяла и стремительно вышел из комнаты. Затворив за собой дверь, он тяжело привалился к стене, словно запыхавшийся борец. Наконец до его сознания дошло, что рана причиняет ему сильную боль, и, открыв глаза, он принялся энергично растирать плечо.
— Думаю, немного боли тебе не повредит, — без тени сочувствия заявила Валентина. — Она направит твои мысли в другое русло.
Она стояла в дверях его комнаты и смотрела на него оценивающим взглядом, которого он прежде за ней не замечал и от которого ему стало неуютно и неприятно.
— Можешь ослабить бдительность, старая гулящая кошка. Как видишь, я полностью одет и совершенно неудовлетворен. Я не знал, как быть с ее ночными одеждами, поэтому положил ее в постель обнаженной. Позже я зайду к ней, чтобы проверить, не сползли ли с нее одеяла. Я не хочу, чтобы она простудилась.
Это прозвучало подозрительно даже для его собственных ушей.
Валентина снова пристально посмотрела на него оценивающим взглядом, но, по всей видимости, решив, что он говорит искренне, посторонилась, позволив ему войти в свою комнату.
— Если бы ты задержался там подольше, то, возможно, не нашел бы в себе сил уйти, — сухо сказала она. — Я останусь на тот случай, если тебе понадобится помощь.
Бретт был не в настроении обсуждать, каких мук ему стоило подавить собственное желание, ни с Валентиной, ни с кем-либо еще, поэтому сменил тему.
— Будь добра, распорядись, чтобы подготовили вещи Кейт. Мы должны будем уехать завтра на рассвете. И я хотел бы оставить здесь пару чемоданов. Поскольку я не еду в Париж, мне ни к чему столько одежды. — Он одарил ее обворожительной улыбкой, которая растопила так много женских сердец.. — В пустыне волку нет никакой нужды облачаться в овечью шкуру. Единственной жертвой, которую я себе наметил, является воинственный старик, которому не будет никакого дела до того, как я выгляжу.
— Оставляй, что хочешь. Кейт это тоже касается, хотя я сомневаюсь, что бедняжке есть что оставлять. Теперь она мадам Уэстбрук, и ты должен купить ей новую одежду. То, что она носит, жалкие тряпки, а не платья.
— Я позабочусь об этом, — холодно пообещал Бретт.
Отправляйся спать. Я присмотрю за Кейт, — сказала Валентина, окинув его все тем же раздражающим взглядом, и направилась к двери. — Завтрашний день будет очень трудным, и я не хочу, чтобы тебя мучили кошмары.
Увернувшись от подушки, которую он в нее бросил, мадам выскочила из комнаты.
Бретт лег на кровать, закинул руки за голову и попытался расслабиться. Может, оно и к лучшему, что сегодня он больше не увидит Кейт. Сейчас он немного успокоился, но при виде Кейт страсть наверняка вспыхнет в нем с новой силой.
«Забудь сегодняшний день, — сказал он себе. — Если ты будешь думать о нем, то тебе станет еще хуже. Завтра ты будешь в море, где в твоем распоряжении будет полно времени. Может быть, мы сможем все начать сначала».
Откуда-то издалека до Кейт доносился стук, словно огромный копер забивал сваи в недра земли. Пульсирующие звуки повторялись с настойчивой периодичностью, и мощные, звенящие удары болезненно отдавались в ее голове. Она закрыла уши и попыталась убежать, но тяжесть в теле была так велика, что она даже не могла напрячь мышцы. От напряжения звон в голове только усилился, и она была вынуждена лежать неподвижно, чтобы облегчить боль.
Постепенно она начала ощущать покачивание, легкое, но равномерное волнообразное движение, от которого ее желудок мучительно сжался. Она попыталась понять, почему ее качает, но ее сознание было окутано плотной пеленой тумана. Чем больше она пыталась сосредоточиться, тем сложнее ей было собраться с мыслями. И этот ужасный стук! Он когда-нибудь прекратится?
Девушка открыла глаза, но свет, льющийся из маленького круглого окошка, впился в ее глаза, как тысяча крошечных иголочек. Это привело ее в еще большее замешательство. Почему окна круглые? Вертящиеся перед глазами шутихи и искры постепенно исчезли, и окружающие ее предметы проступили сквозь туман. Кейт ценой огромных усилий приподнялась на локте и заставила себя сосредоточиться, не обращая внимания на боль. Она должна понять, где находится. Комната медленно приобрела ясные очертания, и девушку охватила паника. Она ничего не узнавала. Где она? Что происходит?
Кейт резко села и огляделась в поисках чего-то знакомого и успокаивающего, но тут боль, не похожая ни на что, что ей доводилось испытывать раньше, казалось, расколола ее голову пополам и ослепила ее, несмотря на то что ее глаза по-прежнему были открыты. Сраженная мучительной болью, она повалилась назад на подушки, но после изнурительной борьбы с самой собой, чтобы не зарыдать в голос над своей несчастной судьбой, она почувствовала, что мучительная пульсация в голове немного стихла, и смогла открыть глаза.
Простыня соскользнула вниз, и, к своему изумлению, Кейт поняла, что лежит совершенно голая. Она рывком натянула на себя одеяла, чтобы прикрыть обнаженную грудь, — от потрясения и возмущения боль в голове мгновенно отошла на второй план. Девушка снова огляделась, пытаясь припомнить, где должна была находиться. Почему эта комната казалась чужой и в то же время смутно знакомой? Она определенно никогда здесь не бывала. Обрывки воспоминаний вертелись у нее в голове и не могли сложиться в ясную картинку: стук в висках то и дело разгонял их в разные стороны. Если бы боль хоть ненадолго прекратилась, то, возможно, она смогла бы думать. Она откинулась на подушки, закрыла глаза и попыталась расслабиться. Может, если она будет лежать совершенно неподвижно, боль уменьшится и она сможет вспомнить, как сюда попала.
Вскоре боль действительно утихла, и как только наступило облегчение, события прошедшего вечера начали медленно всплывать в ее памяти. Не все сразу, но и этого хватило, чтобы ей захотелось заползти в угол и умереть.
Осознание того, что она вышла замуж за Бретта, обрушилось на нее со страшной силой. Несмотря на все, что она сделала, ее вынудили выйти за него замуж против ее воли. И это, вне всяких сомнений, их каюта на корабле, который должен доставить Бретта в Африку. Это все объясняло — и качку, и то, почему на спинке стула висит мужской сюртук. Кейт почувствовала некоторое облегчение. По крайней мере она знала, что происходит. Она почти ничего не помнила. Она могла с уверенностью сказать лишь то, что пила бренди Бретта, и, кажется, смутно припоминала, что он ломился к ней в комнату.
Девушка села и постучала пальцами по вискам, и добилась только того, что страшная боль пронзила ее голову и превратила мозги в бесполезную груду опилок. Она снова опустилась на подушки, и через несколько минут боль утихла. Кейт вспомнила, как кричала через дверь, что застрелит Бретта, если он войдет в комнату. О Боже, она открыла дверь и приставила пистолет к его голове! Звук выстрела до сих пор звучал в ее ушах, но, сколько Кейт ни ломала голову, она не могла вспомнить, что произошло.
