Так его купил дядя, а не Винсент! Как это похоже на Флетчера Остина! Он сделал это, чтобы манипулировать ею! Нет, ей никогда не понять дядю и не смириться с его поступками, несмотря на любовь к нему. Он, единственный родственник Кэрли, проявлял доброту к ней и был всем, что у нее осталось.
— Спасибо, что сказали, Хосе.
— Красивое седло, правда?
— Да, очень красивое.
Она провела рукой по великолепной коже ручной выделки. Как могли в ее дяде сочетаться доброта к ней и жестокость к другим?
Взяв поводья, Кэрли пришпорила лошадь. Едва конюшня скрылась из виду, девушка припала к шее Чимара и пустила его в галоп. Пусть ветер хлещет в лицо! Какая разница, куда она мчится? Ей необходимо отыскать луч света, ибо тьма окутала ее душу, а печаль сжимала ее сердце.
Кэрли направилась к неглубокому пруду, в который впадал ручей, сбегавший с гор; Когда-то она была счастлива здесь, чувствовала себя защищенной и веселой в объятиях мужа. Может, в ней сохранилось хоть что-то от этого света и мрак, объявший ее, рассеется?
Кэрли очень надеялась на это. Все три недели она тосковала по Рамону, как ни старалась забыть его. Девушка чувствовала себя опустошенной, мужество покинуло ее. После разговора с дядей боль нахлынула на нее с новой силой.
Спешившись, Кэрли привязала коня к дереву и подошла к пруду. Веял легкий ветерок, но день был теплым для этого времени года. Кэрли снова охватили воспоминания о том, как Рамон овладел ею здесь, на этой мягкой зеленой траве.
Сердце у нее сжалось: сюда не следовало приходить.
Она опустилась на колени возле пруда, провела рукой по воде, посмотрела на ее зыбкую поверхность, подумала, что тот день был холодным и они не стали купаться.
Но сейчас Кэрли захотелось окунуться в воду, очиститься от всего, что в ней накопилось. Она расстегнула костюм, сняла сапоги, стянула чулки и занялась корсетом.
Тихий шорох заставил ее поднять голову. Рамон, сидя на камне у берега, жевал длинную соломинку и смотрел на Кэрли темными непроницаемыми глазами. Он был так же красив, как в тот день, когда она увидела его в первые.
— Buenas tardes… mi amor.
Горечь, как яд, отравляла эти слова.
— Что ты здесь делаешь?
Он пожал плечами:
— Думаю, то же, что и ты: спасаюсь от жары.
Он отбросил соломинку, поднялся и направился к Кэрли своей легкой, упругой походкой. Как рысь, крадущаяся к жертве, подумала она и невольно отступила на шаг.
— Это земля дель Роблес. Ты вторгся на чужую территорию.
— О, querida… надеюсь, ты простишь мужа, который посетил место, дорогое ему с детства.
Рамон приблизился к Кэрли. Подняв голову, она посмотрела на него. Во рту у нее так пересохло, что она едва шевелила языком.
— Я… я не одета. Отвернись, мне надо одеться.
— Зачем отворачиваться?
— Но ведь ты джентльмен?
— Это не так. — В его смехе звучал сарказм.
Ее сердце бешено стучало, но Кэрли смело встретила его мрачный взгляд.
— Тебе лучше уйти.
Теперь он засмеялся немного мягче.
— Ты напоминаешь тигрицу, когда сердишься.
Она молча протянула руку к своему костюму, но Рамон, опередив ее, завладел им.
— Тебе не понадобится одежда… во всяком случае, пока.
Кэрли обдало жаром. Господи! Она увидела в его горячих темных глазах неприкрытое желание и едва сдержала стон. Боже, она по-прежнему хотела его, а может, даже сильнее, чем прежде.
Должно быть, Рамон прочитал ее мысли. Его губы искривила усмешка.
— Значит… ты чувствуешь то же самое. Я хотел знать…
Она отвернулась от него, изо всех сил стараясь унять дрожь.
— Отойди да меня, Рамон.
Он схватил ее за руку, повернул лицом к себе:
— По-моему, в этом нет нужды.
Рамон привлек ее к себе и грубо поцеловал. Кэрли вырвалась, отдернула руку, замахнулась, чтобы дать ему пощечину.
Но он остановил ее:
— Один раз я допустил такое. Возможно, хотел испытать боль. Это время прошло.
Он снова безжалостно ;впился в ее рот и глубоко засунул в него язык.
Кэрли решила дать ему отпор, зная, что произойдет, если она не сделает этого. Внутренний голос предупреждал ее: Не уступай! Подумай, какая невыносимая боль охватит тебя, когда он уйдет! Упершись ладонями в его грудь, она попыталась оттолкнуть его, хотя ее губы тянулись к нему.
Кэрли тихо и жалобно застонала — от боли и бессилия. Она хотела Рамона, любила его! Ей пальцы вцепились в его рубашку, губы раскрылись от неистовых поцелуев Рамона, язык скользнул в его рот.
Теперь Кэрли услышала стон Рамона. Он стянул рубашку с ее плеча и жадно приник к груди девушки. Ее соски набухли и затвердели. Рамон стащил с нее панталоны, его пальцы, лаская Кэрли, спускались все ниже и ниже.
— Рамон… — прошептала она, и его имя прозвучало как крик боли, печали и страсти. Он расстегнул брюки, поднял Кэрли за ягодицы, и она обхватила ногами его талию.
— Ты знаешь, что хочешь этого, дорогая. Обними меня за шею.
Она подчинилась, и Рамон раздвинул ее бедра.
— Те quiero, — прошептал испанец, — Я хочу тебя.
— Да… — шепнула она. — Я тоже тебя хочу.
Ей казалось, что она умрет от этого желания. Когда он вошел в нее, на Кэрли обрушился дождь из звезд. Она заплакала от счастья и наслаждения.
— Рамон!
— Si… я здесь… в тебе.
Дав ей погрузиться в блаженство, он вошел в Кэрли снова… быстрее, глубже. Ее захлестнуло ликование. Рамон напрягся, приближаясь к экстазу, и выплеснул семя в ее лоно. Кэрли еще крепче обхватила руками шею Рамона и положила голову ему на плечо. Слезы брызнули из ее глаз, покатились по щекам.
— Рамон! — прошептала она. — Я так тебя люблю!
Он застыл и, казалось, перестал дышать. Отпустив Кэрли, Рамон посмотрел на ее мокрые щеки, потом его взгляд устремился вдаль. Постояв неподвижно, он начал расстегивать свою рубашку.
Кэрли смотрела, как он раздевается. Вот он нагнулся, стянул брюки и сапоги. Ее охватило неистовое желание протянуть руку и прикоснуться к нему, но тут он привлек к себе Кэрли и снял то немногое, что оставалось на ней.
Вынув шпильки из ее волос, Рамон погрузил в них пальцы, и они рассыпались по плечам. Он взял жену на руки, нежно поцеловал, шагнул к воде и погрузился в нее вместе с Кэрли. Не разжимая объятий, они поднялись на поверхность.
Потом он снова овладел ею.
— Я слышала о налете, — тихо сказала она через некоторое время. — Беспокоилась о тебе и других. Дядя ищет вас даже сейчас.
— Он никого не найдет, если только ты не расскажешь ему, кто я.
— Ты же знаешь, что я этого не сделаю.
— Почему?
— Потому что я люблю тебя и других… что бы ты ни думал.
Рамон молчал и печально посмотрел на Кэрли. Этот взгляд проникал в душу. Наконец он приподнялся:
