— Кто ты? Человек или божество? — крикнула она в темноту.
Людей Шойболини не боялась, она боялась бога, потому что в его власти было покарать ее.
Ответа не последовало. В ту же секунду Шойболини почувствовала, что это таинственное существо крепко держит ее обеими руками: одна рука легла ей на спину, другая обхватила ноги. Она ощутила на своем лице чье-то горячее дыхание. Шойболини тихо вскрикнула — кто-то поднял ее на руки и осторожно понес в гору.
Шойболини была спокойна: кем бы ни являлось это существо, будь то божество или человек, важно, что это не Лоуренс Фостер.
Протап-помещик являлся одновременно Протапом-разбойником. В те времена, о которых идет речь, многие заминдары становились разбойниками.
Дарвин утверждал, что предками человека были обезьяны. Если это не оскорбляет никого из людей, то мы можем надеяться, что современные заминдары не рассердятся на нас за рассказ об их предках. В самом деле, нет ничего дурного в том, что у кого-то предки были разбойниками. В других странах люди с таким происхождением нередко занимают высокое положение в обществе. Потомки разбойника Тимура благодаря славе своего рода получили известность во всем мире. В Англии же тот, кто хочет гордиться своим родом, называет себя потомком нормандских или скандинавских пиратов. В древней Индии большой славой пользовался род кауравов. Но ведь они тоже являлись разбойниками: кауравы пытались украсть коров царя Бирата. В Бенгалии едва ли найдется две-три семьи заминдаров, которые могли бы гордиться столь знатными предками.
Но Протап отличался от разбойников былых времен. Он вступал в союз с другими разбойниками только в том случае, если дело касалось защиты его собственности или борьбы с более сильными врагами. Сам он никого не грабил и не притеснял, зато всегда защищал слабых и угнетенных.
Протап очень обрадовался, когда, проснувшись утром, увидел Рамчорона. Но Шойболини куда-то неожиданно исчезла, и это очень беспокоило Протапа. Некоторое время он ждал ее, потом отправился на поиски. Долго Протап искал Шойболини на берегу Ганги, но женщины нигде не было. Тогда ему в голову пришла страшная мысль: вдруг Шойболини утонула? Он понимал, что теперь она могла решиться на подобный шаг.
Сначала Протап считал, что он повинен в смерти Шойболини. Но потом рассудил так: «В чем же моя вина? В том, что я не пошел по пути греха? Нет, я не мог устранить причину гибели Шойболини». Таким образом, у Протапа исчез повод досадовать на себя.
Тогда он стал сетовать на Чондрошекхора — зачем тот женился на Шойболини? Протап ругал и Рупаши — зачем его женой стала она, а не любимая Шойболини? Виновата оказалась и Шундори: если бы она не сообщила ему о похищении Шойболини, все сложилось бы иначе: ему не пришлось бы переплывать с Шойболини Гангу, и она не утопилась бы. Но больше всего Протап негодовал на Лоуренса Фостера: ведь если бы он не похитил Шойболини, все было бы спокойно. А если бы англичане не пришли в Бенгалию, Шойболини не попала бы в руки к Фостеру. И Протап проникся непреодолимой ненавистью ко всем англичанам. Он решил во что бы то ни стало найти Фостера, убить его и сжечь. Ведь если просто закопать его в землю, он, чего доброго, вылезет оттуда. И еще Протап решил, что нужно всех англичан изгнать из Бенгалии, потому что среди них немало «Фостеров».
Обуреваемый такими мыслями, Протап в той же маленькой лодке возвратился в Мунгер и сразу же отправился в крепость. От его внимательного взора не укрылось, что наваб энергично готовится к войне с англичанами.
Протап очень обрадовался. «Неужели наваб не выгонит этих демонов из Бенгалии? — думал он. — Неужели не поймают Фостера? Каждый по мере своих сил должен помочь навабу. Ведь даже обезьяны смогли построить мост через море[113]. Но чем я могу быть полезен в этой войне? Войска у меня нет, есть только латхиалы да разбойники. А умеют ли они воевать? Впрочем, если не умеют, то можно будет просто громить и уничтожать. Станем разорять деревни, жители которых помогают англичанам. Обнаружим склады англичан — разгромим, попадутся повозки с продовольствием — разграбим. Уже этим мы окажем большую помощь навабу. Победа в открытом бою — половина дела. Чтобы одолеть противника, надо громить его и в тылу, уничтожать продовольствие. Я сделаю все, что в моих силах. Но во имя чего я стану все это делать? — продолжал размышлять Протап. — Впрочем, причин больше чем достаточно. Во-первых, англичане погубили Чондрошекхора; во-вторых, умерла Шойболини; в-третьих, они взяли меня в плен; в-четвертых, и с другими индусами они поступают или могут поступить точно так же; в-пятых, если я окажу поддержку навабу, он может дать мне в награду несколько крупных владений. Вот почему я буду бороться против англичан».
Подкупив лестью приближенных наваба, Протап добился встречи с Мир Касимом. О чем они говорили, никто не знает, известно только, что Протап сразу же отправился домой.
Когда после долгого отсутствия Протап наконец вернулся, Рупаши успокоилась. Однако ее очень огорчило известие о гибели Шойболини. Как только стало известно о возвращении Протапа, к ним пришла Шундори — и она тоже глубоко опечалилась смертью подруги.
— Случилось так, как и должно было случиться, — задумчиво проговорила Шундори. — Зато сейчас Шойболини счастлива. Что и говорить, для нее смерть оказалась лучшим выходом, чем жизнь.
Повидавшись с женой и сестрой, Протап снова уехал.
Вскоре пронесся слух о том, что все разбойники и латхиалы от Мунгера до Катвы объединились под предводительством Протапа Рая. Это известие обеспокоило Гургана Хана.
Шойболини лежала в темной пещере на жестком каменном ложе. Сюда ее принес тот высокий человек, которого она встретила в горах. Буря и дождь уже стихли, но в пещере по-прежнему царила непроглядная тьма и безмолвие. Закроешь глаза — темно, откроешь — тоже темно. Тишина. Слышно только, как где-то капли воды разбиваются о каменный пол да какое-то живое существо — не то человек, не то зверь — вздыхает в дальнем углу пещеры.
Шойболини охватил страх. Впрочем, это, пожалуй, был не страх. Есть граница твердости человеческого рассудка. Шойболини перешла эту границу. Страха уже не было, потому что жизнь для нее превратилась в такое невыносимое бремя, избавиться от которого стало бы радостью. Все, что когда-то имелось у нее в жизни: счастье, вера, каста, семья, честь, — все теперь потеряно. Что еще можно потерять, чего еще бояться?
